Читать книгу - "Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер"

– До первого гола все хорошо. А потом команды начинают играть в войну.

– Ну, мальчик, нам все ясно. Ты свободен. Мы тебя решили освободить.

– От чего меня освобождать? Я и так свободный человек.

– Мы тебя освобождаем от этой работы. Видишь ли, ты к ней не вполне подготовлен.

За проработанные дни мне все-таки уплатили. На первые заработанные деньги я купил тете Ане вазу для цветов. Ваза была из синего стекла с лиловыми разводами, приобрел я ее в керосиновой лавке. Когда я принес ее домой и стал мыть на кухне, Лиза сразу сказала, что только дуб-физкультурник мог выбрать такое пошлое изделие. Но я пропустил ее замечание мимо ушей: пусть говорит что хочет. Ведь если б я принес даже хрустальную вазу из Зимнего дворца, Лиза все равно нашла бы ее плохой – только потому, что принес ее я.

Мне эта ваза казалась очень красивой, не хватало только цветов, а на цветы не хватало денег. Тогда я решил пойти на остров Голодай и там на каком-нибудь пустыре набрать цветов. Проходя по Среднему, я зашел к своему другу Тольке.

– Пойдем со мной, поможешь мне цветы собирать, – предложил я ему.

– Вэри велл, – ответил Толька. – Хорошо. Это будет мне полезно для практики. Ты ведь знаешь английский?

– Плохо. У нас в классе, правда, английский, но учительница все болеет. У нее слабые нервы. Она не выносит шума в классе. А зачем тебе-то английский? Ведь у вас в школе – немецкий.

Толька объяснил мне, что родители решили обучать его английскому языку и хотели взять учительницу. Но он поклялся им, что сам обучится, а за это пусть ему купят фотоаппарат – на деньги, сэкономленные на уроках. Сейчас родители уехали на курорт, а он здесь в городе с бабушкой. И он занят только тем, что учит английский язык. Когда через месяц вернутся родители, он ошарашит их знанием английского языка – и фотоаппарат готов.

Тут я заметил, что на Толькином столе лежат самоучители английского языка. Кроме того, поперек комнаты была протянута толстая проволока, и на ней висели на веревочках: ложка, вилка, карандаш, будильник, мыло, сапог, собачий намордник, клизма, спички, очки, кусок колбасы и еще несколько вещей. К каждому предмету была прикреплена бирка с наименованием этого предмета по-английски.

– Это я наглядным методом учусь, – пояснил Толька. – Когда запомню вещь – снимаю или съедаю и вешаю другую.

– А рояль? – спросил я. – Или паровоз? Их тоже на проволоку?

– Не шути по-глупому, – обиделся Толька. – Это самый новый метод обучения. Это я в специальной брошюре прочел. Один человек таким способом изучил восемнадцать языков за год и написал эту самую брошюру.

Толька полистал словарь и важно сказал:

– Ви го то зе айленд Холидай то кип зе фловерс. Мы идем на остров Голодай брать цветы.

Мы вышли из дому и пошли по Среднему, потом свернули на Шестнадцатую линию но направлению к Малому и Смоленке. Толька и на ходу продолжал заниматься английским.

– Надо учиться думать на том языке, который изучаешь, – сказал он. – Вот, например, навстречу идет симпатичная девушка. Ты сразу же должен о ней подумать по-английски: «Шо из вери бьютифул герл». Или, представь, ты идешь, никого не трогаешь, а к тебе вдруг подбегает большая злая собака. Ты не должен теряться, а должен сразу же произнести в уме по-английски: «Ко мне подбежал греат дог – большая собака». Понял?

– Пока я буду произносить в уме, она возьмет да укусит меня.

– Если, в крайнем случае, она тебя и укусит пару раз, то это будет тебе только на пользу. Пусть себе кусает, а ты в это время думай по-английски: «Меня сейчас кусает одна большая злая собака». И ты эти слова уже хорошо запомнишь.

Мы пересекли Малый и шли по Шестнадцатой по направлению к мосту на остров Декабристов.

– Вот здесь я преподавал физкультуру, – показал я Тольке на площадку за изгородью. – Меня уволили с работы – ну что ж, пусть поищут другого такого!

Дети понуро сидели на скамейках и слушали воспитательницу, которая им что-то читала. Но не все. Некоторые, наиболее инициативные, не гасили в себе детской радости и играли в пятнашки в другом конце площадки. Это были настоящие пятнашки – от слова «пятнать». Там стояла бочка с зеленой краской, оставшейся от покраски ограды; дети окунали руку в эту краску и пятнали друг друга.

– Зе чилдрен шпилен ин ди пятнашки, – вдумчиво сказал Толька на трех языках сразу, и вдруг к нам подскочили несколько ребят нашего возраста и загородили дорогу.

– Четные или Нечетные? – спросил один из них.

– Мы нездешние, – дипломатично ответил я. – Мы не Четные и мы не Нечетные.

– Ви хэв но намберс, – сказал Толька. – Мы без номеров. А вы, скобарье, убирайтесь к черту!

– Еще ругаются! – загалдели ребята. – Они, верно, Нечетные, они, верно, с Семнадцатой!

– Ю из зе грет ослы и уши холодные! – строго сказал Толька, и с этого началась драка.

Толька отбивался старательно, я тоже дрался по мере сил – я был неуклюж, но не слаб. Однако под давлением превосходящих сил Четных нам пришлось отступить. Мы побежали за проходящим в это время трамваем, и Толька успел вскочить на заднюю площадку – и сразу как в воду канул. Я же вскочить на площадку не успел. Трамвай увез Тольку; впоследствии выяснилось, что он попал прямо в объятия кондуктора, а денег у него не было, и его довезли до кольца и сдали в пикет.

Я побежал к Смоленке и повернул направо. Здесь Четные прижали меня к воде, и я отбивался на краю берега. Вдруг я поскользнулся на свае и упал в речку. Враги мои сразу же убежали, а я остался барахтаться в воде. Но плавать я умел, так что ничего опасного в этом не было. Берег у Смоленки низкий – ведь при наводнениях эта речка первая в Ленинграде выходит из берегов, – и я ухватился за сваи и быстро вылез на сушу.

Народу, к счастью, на набережной не было, так что никто – как мне казалось – не видел моего позора. Возле берега, чуть подальше от того места, где я выкупался, стояло на цепях несколько частных шлюпок, и я решил забраться в одну из них и там выжать одежду. И вдруг со дна первой же шлюпки, к которой я подошел, поднялась какая-то не то девчонка, не то девушка в синем платье и захохотала. В руках у нее был черпак, она, видно, только что вычерпывала им воду из этой шлюпки. А теперь она сидела на кормовой банке, размахивала черпаком и смеялась.

– Глупый смех, – сказал я. – Ничего тут нет смешного. Это со всяким человеком может случиться.

– Я все видела, – сказала не то девчонка, не то девушка. – Ты плюхнулся в воду, как старая жаба. Я даже хотела спасать тебя.

– Меня не надо спасать, я сам кого угодно спасу, – ответил я. – А что это за дурацкая шлюпка у тебя? В первый раз такую вижу!

Действительно, шлюпка была странная. Один борт у нее был выкрашен белой краской, и на носу было написано «Магнолия». Другой борт был черного цвета, и на нем красовалось название «Морж».