Читать книгу - "Питомец - Александр Сапегин"

— Дьявол?

«Нечистый. У зла много имен. Имя ему — Легион! Знаете, однажды я подслушал разговор одного купца и странствующего проповедника. Бородатый старик говорил, что Пресветлая создала человека, наделив его чувствами и разумом, а потом подумала и дала ему свободу выбора. Чтобы создание ее рук не наделало непоправимых ошибок, Пресветлая подарила ему опеку небесных покровителей — ангелов. Дальше за все людям надо отвечать самим, а не винить богиню, ангелов или других людей. Когда купец начал жаловаться на жизнь, хая старика на чем свет стоит, тот добавил, что Пресветлая создала тварей земных и не дала им ничего, заставив жить в грязи и добывать пищу, убивая друг друга. Потом она создала ангелов и наделила их разумом, но не наделила их душой, а затем создала людей, даровав им и разум, и душу, но те зачастую предпочитают жить как твари, убивая, копаясь в грязи, унижая слабых и ища виноватых».

— Но ведь есть мораль, нормы, заповеди! Без них человек… без…

«Превращается в животное, вы хотите сказать? Любое общество накладывает на людей ограничения и очерчивает рамки поведения, требует соблюдать определенные приличия, брат Фра. Любое! Законы мироздания одинаковы для всех социумов. Скажите, а я могу стать человеком, если буду соблюдать все заповеди Пресветлой?»

— Э-э-э, — завис настоятель от провокационного вопроса. — Э-э-э…

«Не мучайте себя, брат Фра. Пожалуй, вы выяснили для себя главное. Боги у нас разные, но Создатель один. Разумные рурги тоже верят в высшие силы».

Тут я подумал и решил добить собеседника заповедями, которые когда-то вычитал в одном из фэнтезийных романов. Самое время выдать их за нормы поведения и морали рургов. Монах уже был подготовлен к очередному разрыву шаблона, не будем обламывать его ожиданий.

«С древних времен, брат Фра, рурги из уст в уста передают заповеди, поведанные нам нашими предками. У вас есть уникальная возможность сравнить их с учением Пресветлой и решить для себя: так ли сильно отличаются два наших вида? Заповедь первая: не завидуй чужой власти, эта власть для другого предназначена. Заповедь вторая: не поклоняйся чужим богам, иначе беду накличешь. Третья заповедь: не воюй ни с кем за чужих богов, ведь они для тебя чужие. Четвертая заповедь: не сей вокруг себя зло или сам злом станешь. Пятая: не бери чужого, иначе вор в тебе возьмет верх над тобой. Шестая: охраняй от чужаков землю свою, иначе добра своего не досчитаешься. Седьмая и восьмая заповеди: не прощай причинивших тебе зло, умей за себя постоять; не терпи угнетения, иначе придет оно в семью твою. Девятая заповедь: не суди никого, ибо истины ты не знаешь. Десятая заповедь вам, брат Фра, должна быть особенно близка и понятна, ведь вы морили себя голодом послушания Пресветлой, чуть не забыв о мирских делах и едва не совершив непоправимый поступок: не терзай плоть свою голодом, это порождает зло. Заповедь одиннадцатая должна откладываться в подкорке у каждого лжесвидетеля и судии: да не вылетит из уст твоих слово лживое, ибо ложь твоя к тебе и вернется. Двенадцатая заповедь, чтобы разумные помнили, что Создатель сотворил всех разными: не сравнивай себя с другими, иначе станешь таким, как все. И тринадцатая: коль ступил ты на любую стезю, не кори себя сомнениями напрасными, только тот дойдет, кто пытается путь преодолеть. Вы идете, брат Фра, и я надеюсь, что путь, отмеченный вами самому себе, преодолеете с честью. Прошу извинить меня, время уже позднее, а завтра и мне, и вам рано вставать. У нас дел — гора. Грядет трудный день».

Вильнув хвостом, я спрыгнул с площадки и расправил крылья, а Фра Гийом, как я видел, еще долго сидел на плоской крыше сторожевой вышки, почесывая грязные пятки, задубевшие до состояния копыт, и задумчиво смотрел на звезды, время от времени щелкая костяшками старинных четок.

Минут пятнадцать меня терзала невидимая, но въедливая субстанция, живущая внутри каждой разумной твари и зовущаяся совестью. Та, что дает меру нашим поступкам, колотила по мозгам смертным боем и заставляла каяться за наглый троллинг настоятеля. Не знаю, что он хотел конкретно выяснить, но картину мира я ему сломал до основания и загрузил по-конски. Ничего, Фра Гийом — мужик крепкий, тертый калач, вынесет. Эх, хорошо валяться, закопавшись в душистое сено. Знать бы, что день грядущий нам готовит… подстелил бы сенцо заранее, вон какое хорошее. Чуялка сигнализирует, что пару возов разнотравья надо бы прихватить с собой, что-то завтра, нет, уже сегодня, обязательно приключится…

Толстобокий купеческий когг, лениво покачиваясь на невысоких озерных волнах, медленно отходил от пристани, на двести метров вынесенной в воду. Дородный боцман, чью лысую голову покрывала моряцкая шапочка с помпончиком, раздул толстые щеки и приложился к медному свистку. Повинуясь звонкому приказу, команда дружно полезла на ванты. Расправляясь, громко хлопнул прямоугольник главного паруса, на носу судна мелкими рывками заполоскался на ветру еще один. Судно форштевнем врезалось в воду и легко заскользило по озерной глади.

— Ся-ка-а-а! — протягивая к берегу ручки, истошно закричала Лири. Роняя слезы, Ириста прижала девочку к себе.

— Сяка-а-а! Сяка-а-а!

Господи, как бьется сердце. Ненавижу расставания с теми, к кому прикипел всей душой. Вообще любые ненавижу, в каждом из них просматривается неприятный ритуал отрыва куска собственного «я». И чем ближе тебе человек, тем больше ты теряешь. Тоска и ностальгия. Вроде и не Россия, а чувства по-прежнему отдают белизной тонкоствольных березок и пряным запахом полей.

Разревевшись в три ручья, малышка отвернулась, прижавшись лицом к груди застывшей столбом Иристы. Поискав взглядом, я подозвал к себе мелкого дракончика забавной малахитовой окраски. Пыхнув дымком, малыш сорвался с места. Повинуясь приказу охранять и защищать, он догнал когг, на котором находился искомый объект. Лири сгребла мой последний подарок в охапку, из кольца рук выпали и безвольно повисли хвост и вытянутые задние лапки. Над виконтессой, держащей на руках маленькую девочку, потянулся в небо сизый дымок из ноздрей боящегося вздохнуть рурга. Рупь против трех, малахитовый рург уже не раз пожалел, что не ослушался приказа «большого и страшного, но доброго и кормящего». Ага, папа и мама, кнут и пряник в одном флаконе. Стоящие позади Иристы и Лири телохранители синхронно усмехнулись. Не их зажимают до хруста ребер, и ладно. Хотя кое-кто из них не отказался бы от объятий, и не Лириных, естественно. Все же у Иристы стати более приспособлены для обнимашек. «В самом соку красавица», — усмехнулся я. Кто бы мог подумать…

— Не переживай, с ними все будет хорошо. — Моей головы нежно коснулась ладошка Лилины. Тепло невесомо пробежалось от затылка до кончика правого рога. — Я уверена.

«Надеюсь, что ты права и твои чувства тебя не обманывают».

— Верь мне.

«Э-э-э, это моя фраза!» — притворно возмутился я.

— Смирись.

Вместо ответа я послал собеседнице смайлик.

— Я буду скучать по ним, — едва слышно добавила Лилина.

«Я уже скучаю. Лилина, развей мои сомнения, рургу трудно разобраться в человеческих чувствах, вдруг я ошибаюсь…» — махая лапой вслед кораблю, сказал я.