Читать книгу - "Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова"

– Ты видишь добрую синицу? Злую синицу? Видишь умную или глупую синицу? Может, какая-то из них – общительная и дружелюбная, а какая-то – нахалка и мизантроп? Что скажешь?

От ближайшей липы отделился и прочертил в воздухе завитушку янтарный лист. Марк проследил за его падением и медленно проговорил:

– Нет. Они слишком синицы.

– Именно так! – с нездоровым воодушевлением воскликнул паладин. – Для тебя все они… Можно сказать про птичек «на одно лицо»? Или лучше «по десять на пятак»? – Паладин приподнял одну бровь, и Марк тут же понял, на что он намекает, и почувствовал себя неуютно – тем более неуютно, что не помнил, чтобы произносил тогда это словосочетание вслух. – Хотя это не мешает тебе быть к ним добрым. Ты ведь еще кормишь синиц? Как ты считаешь, это большая доброта?

– Для меня? Мне она ничего не стоит. Но я мог бы и этого не делать, и они остались бы голодными.

– Так, так. – Пал покивал и вдруг резким движением присел на корточки, приглядываясь к птичкам. – Значит, ты у нас – добрый синичий бог. Хотя, в общем-то, тебе дела до них нет. Ты гораздо более другое существо. Но почему бы иногда не сделать малое добро, правильно? К тому же за ними интересно бывает понаблюдать. Некоторые – красивые. А некоторые очень смешно себя ведут, иногда почти по-человечески. Когда зверушка начинает вести себя чуть-чуть похоже на человека, человеку хочется ей помочь, подтолкнуть, чтобы она еще немного подросла, немного приблизилась к его величине. Научить некоторым словам, например. Чтобы приносила мячик. Хотя в глубине души ты знаешь, что, запомнив слово «мячик», она не станет заметно ближе к тебе – разрыв слишком велик – но почему бы и нет, да?

Неожиданно пал сделал неуловимое движение – резкий бросок рукой. Или даже и вовсе не делал никакого движения: просто через миг одна синица оказалась зажата у него в кулаке. Сверху наружу торчала лишь голова с клювом, а внизу виднелся кусок хвоста.

Марку сделалось неприятно.

– Идем дальше! – весело продолжил паладин, поднялся и шагнул к Марку. – Как вы называете тех, кто обижает синиц? Ладно, я вижу, тебе уже не очень хочется отвечать на риторические вопросы. Я сам отвечу. Для таких людей у вас нет названия. Как и для тех, кто заботится о синицах. Хотя у вас есть очень неплохие философские системы, которые учитывают и отношение к синицам тоже, вы не называете человека плохим только оттого, что он убивает птичек.

Птица в кулаке пищала не переставая. Слушать это было невозможно.

– Хватит! – рявкнул Марк. – Чего ты добиваешься?

Лицо того, кого он раньше считал Йорамом, огорченно вытянулось:

– Я же просто стараюсь ответить на твой вопрос, Марк. Ты спросил, зачем нам вся эта суета. Думаю, на деле ты хотел узнать, зачем я связался с тобой, поскольку тебя, конечно же, в первую и почти всегда единственную очередь интересуешь ты сам. И тебе было важно знать, какие цели я преследовал. Не было ли у меня недобрых намерений на твой счет? А может, у тех, кого вы называете паладинами, были недобрые намерения насчет всего вашего мира? Но я ответил тебе, да?

Теперь синичка пищала громче. Видимо, пал чуть сжал кулак.

– Отпусти, – процедил Марк сквозь зубы.

– Да, – произнес не-Йорам, и кулак сжался еще сильнее. – Иногда к ним привязываешься и сочувствуешь. Но это если тебе нужна любовь. Кому-то нужно просто чтобы кто-то чирикал в клетке на окне. Кому-то интересно посмотреть, что у них внутри. Кому-то – выместить обиду на то, что его не замечают родители.

– Да что же вы, мать вашу, такое? – Марк яростно потряс головой и упер руки в бока. – Сверхсущества, да? Все из себя развитые? Да ты же про детей сейчас говоришь – про мелких, глупых детей. Черт, ты даже ведешь себя сейчас как дошкольник – отпусти уже эту долбаную птицу!!!

Паладин надул щеки и, сложив губы трубочкой, выпустил воздух.

– Ты сам знаешь, что мы такое, Марк. Я выгляжу как утка и крякаю как утка, не так ли? Просто, пожалуй, в нашей альтернативе все складывалось чуть интересней, чем у вас. Повезло.

Глядя Марку в глаза, он вытянул руку с синицей перед собой и медленно разжал пальцы. Невредимая птаха прыснула прочь.

– Извини. Я понимаю, тебе было бы куда спокойнее и достовернее, если бы я отрастил длинную бороду, заплел ее в три косички и разговаривал с тобой серьезно, мудро и многозначительно. Но мне казалось, ты сам против чрезмерной серьезности – разве не так? – Паладин с улыбкой покачал головой с боку на бок, как болванчик. – И ты тысячу раз прав! Насколько я могу представить себе подлинную мудрость и знание, настолько мало они заинтересованы в собственной важности и серьезности. Серьезность не дает развиваться. Важность – это воткнутый в склон горы флажок, на котором написано «я уже». «Я уже» – это то же самое, что «дальше я не иду». Мелкие глупые дети могут расти именно потому, что они – не умные взрослые, понимаешь?

– Ага, только они злые, – буркнул Марк, в котором еще не угас гнев. – И не способны к эмпатии. И на всех вокруг им плевать.

– О-о-ой… – удрученно протянул паладин и хлопнул себя ладонью по лбу, точно столкнулся лицом к лицу с неразрешимой проблемой. – Да, когда кто-то плюет на всех вокруг – это страшно неприятно, согласен. Если только… – Тут паладин просиял, словно ему только что пришло блестящее решение и этой, и любой другой проблемы. – Если только ты – не тот самый, кто плюет! Правда же, Марк?

– Что…

– Марк, ты – эгоцентричный и самодовольный ублюдок, которому в жизни не было дела ни до кого, кроме себя, – благожелательно пояснил пал. – Единственное проявление альтруизма, в котором тебя можно заподозрить, это кормление птиц. И не воспринимай как обиду. Среди людей каждый первый такой. Вас как раз поэтому так оскорбляет сама мысль об эгоистичных богах. Но смирись. Да, мы суемся в ваш мир просто потому, что нам так хочется. Причем не особенно-то сильно и хочется, а скорее, – так, почему бы и нет. И кстати, да, кто-то из нас имеет намерение причинить вам добро… Но не все. От имени нашей мудрой высшей расы заранее прошу прощения за действия этих недобронравных лиц. – И паладин отвесил Марку насмешливый полупоклон.

Вот сейчас Марку уже очень захотелось наплевать на каноны боевого стиля, адептом которого он считался, и аморально двинуть собеседнику коленом