Читать книгу - "Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте - Анастасия Вихарева"

Она зябко закуталась в рушник. Возможно, изба обидится, что разрезала и пустила его на одежку, но он грел лучше любого свитера. Хорошо, что настояли, чтобы взяла его с собой. Холод был космический, и дышать было нечем, но Дьявол держал их с Борзеевичем за руку. Кровь ее, не иначе, невероятным образом превратилась в антифриз, как еще можно объяснить, что она до сих пор живая.

Мимо пролетел пылающий метеорит и погас, не долетев до облаков. Манька постояла, наблюдая за небом, на котором были и ночь, и день. С вершины было видно четверть мира. Не все, конечно, и не глазами, а сердцем. Борзеевич обрадуется, когда поймет, что всю карту может с одного места нарисовать, а рисует он хорошо. Где-то далеко за горизонтом бушевал океан, на берегу которого она стояла всего лишь полтора года назад, в немом молчании застыли все восемь пройденных гор – и еще три, которые предстояло пройти. Такие же высокие и непреступные горы уходили и налево, и направо, занимая всю северо-западную часть государства, еще не изведанные, грозные, застывшие. Их было так много, что даже с Вершины Мира невозможно понять, где они начинаются и заканчиваются. Она заметила и такие, которые по высоте не уступали гордости Дьявола, а многие чадили и выбрасывали серу и пепел. Отсюда они казались черными, огненные потоки стекали по их склонам, вливаясь в огненные реки – и одна из таких рек огибала Вершину Мира, преградив им путь.

Съехать-то на санках с Вершины Мира не получится, с другой стороны Вершина Мира была такая же крутая, как с той, с которой они на нее взобрались.

Заметив реку и оценив ее ширину, Манька слегка испугалась. Даже с Вершины Мира она казалась широкой, а какая же была вблизи?! Пожалуй, и на ковре-самолете через нее не перелетишь. Жидкая лава бурлила, пенилась, выстреливая вверх огненными струями, как жидкая каша на раскаленной плите. Наверное, Дьявол припас какую-нибудь хитрость, лишь бы не перепутал Поднебесную с Адом, а то с него станется – заставит лезть в огонь…

А еще она видела далеко внизу облака, которые скрывали бескрайние просторы с лесами, полями, реками, озерами, селами, городами и деревнями. Голубой и зеленой отсюда казалась земля, укрытая дымкой и облаками, с яркой радугой по краю горизонта, темная с одной стороны и наполненная солнечным светом с другой. Где-то там стоял дворец, в котором жил человек, давший кость ее плоти, ставшей ее землей. Получалось, что был он как бы Отец – родил ее, и Брат – раз жили в одном пространстве, и Ближний – только он мог видеть и слышать ее на расстоянии, и ее беда была его бедой, а его беда – ее бедой… Был бы Мужем, если бы не променял на вампиров, которые разделили их самих в себе.

Смогут ли они когда-нибудь понять друг друга, простить, стать друг другу опорой?

Она не сомневалась: ни за что на свете. Да и она бы… постеснялась обращаться к нему, как к близкому человеку. Враг. Худший враг. Страшно, если враг – не убежишь, не спрячешься, не закроешься. Безусловно, цивилизованный, элегантный, воспитанный, интеллигентный, аристократичный. Он был другой. Она всегда это чувствовала. Он не понимал, как Бог мог требовать сидеть за одним столом с человеком, которым тяготился. Она была для него не как человек, а как хмурый пасмурный день и слякотная дорога, по которой он шел-шел, и никак не мог пройти ее. Он не видел ее, она была лишь основой, началом, точно так же, как не видела она, воспринимая не лучше – темная ночь и великая скорбь, неизбежность, вселяющая страх, и обреченность, хотя в душе он продолжал оставаться идеалом, недостижимой мечтой, с кем она могла стать счастливой. Но он был достоин лучшего – той же Идеальной Благодетельницы, которая билась за него всеми правдами и неправдами, положив своего ближнего к его ногам. Разве она, сама, смогла бы отказаться от счастья и поменять любимого человека на неизвестность? С одной стороны, вампирша защищала вампира-душу от нее, и, наверное, душа-вампир был благодарен Помазаннице точно так же, как она благодарна Дьяволу, который вытащить ее из ада, дать ей надежду. И сколько бы она не думала о ближнем, признавала – выбор его был обоснованным и, возможно, правильным. Как она могла осуждать, если все, о чем он просил – получил?

Глупая случайность… Что могло объединить их, Царя и деревенскую простушку? Все мечтали повторить судьбу Золушки, но удавалась это единицам. Она таких Золушек только в кино видела, но даже там Золушки не из сараюшек вылуплялись, а жили в замках, которые по праву наследования принадлежали им и были захвачены злой мачехой и сестрами обманным путем.

Неровня она ему, но, слушая себя, она научилась понимать его.

Ему не нужен был ни Дьявол, ни Борзеевич. Он просто ждал, что она уйдет и разверзнется завеса. Вернее, ждали те, кто накладывал на него проклятия, но раз позволял, значит, был с ними согласен. А, может, вообще не думал о ней, она была для него абстрактным объектом, который должен отстегнутся. Дьявол не раз доказал, что вампиры, убивая человека, закрывают себя от всего, что мешало бы им, и закрывают человека, чтобы никто его не услышал, и в тот день и час, когда ближний произносил клятвы над ее бесчувственным телом, он знал, ждал и предвидел, каковы будут последствия, придумывая себя, чтобы изменить предначертанное бытие.

Но кто на его месте поступил бы иначе, зная, сколько приобретет за одного ненужного человека? В конце концов, что ему сотня или тысяча таких ненужных людей? Для правителей не существует тех, кого они посылают умирать за свои интересы. А сколько проклятий за это время вампиры положили на нее. Она чувствовала, как день за днем предают ее, избивая, и земля несла боль, чтобы умыла и избавила ее от пролитой крови. Разве на той стороне кого-то жалели? И каждый раз она убеждалась, что стоит протянуть ближнему руку, злоба и проклятия обрушиваются с новой силой. Вампиры не мучились сомнениями, если им что-то было нужно, они убивали ближнего, чтобы получить желаемое. Закрывали со всех сторон, всаживали в информационное поле столько боли, чтобы он не смог бросить взгляд в сторону.

Наверное, это делалось, чтобы однажды она устала бороться и отказалась от себя…

Но вот она – живой пример, когда никакие клятвы не могут изменить ее. Каждый день, просыпаясь, она понимает: она – все та же. Вопреки Дьяволу, она не верила в заклятия. Да, душа ее отказалась от нее, обрекла на смерть, но она не умерла, не потеряла себя, цепляясь за то, что ей дорого. Дьявол и Борзеевич – вся ее маленькая жизнь. Она полюбила их всем сердцем, полюбила избы. Это был ее выбор, и какой демон мог бы приказать разлюбить их? Да, заклятия прятали человека, обманывали, она не раз видела, как менялись люди, но сделать человека другим, с другими способностями и привязанностями – это вряд ли. Стержень, на который опирается человек, лишь соглашается с заклятием или не соглашается, выбирая болезнь, и тогда железо открывается человеку.

Неужели без заклятий он не мог сказать: это мой выбор! Чего боялся – себя? Почему не спросит себя: зачем? Ведь плюет на себя, уродует свою матричную память…

Если бы вампиры не заливали их землю кровью, чтобы отравить само ее существование, разве стала бы препятствовать? Зачем топить себя и ее в крови, если река, из которой он пьет, и которую она может поворотить вспять, берет начало здесь? И как не поверишь Дьяволу, если приходится врачевать раны, которые открывает земля и боги приходят за кровью, а вопли и угрозы вампиров крутятся вокруг ее головы и тычутся в землю, уже не доставая?