Читать книгу - "Цветок Трех Миров - Дмитрий Емец"

– Миша действительно замечательный фотограф! – сказала Анна Васильевна, впервые не противореча супругу. – Мы с ним познакомились в ШНыре. Он тогда снимал на пленочный фотоаппарат «Зенит». Причем только меня.

– Тогда ты не ворчала!

Анна Васильевна насмешливо взглянула на мужа:

– Надо было оставить что-то на будущее… А потом нам пришлось покинуть ШНыр. Как-то Мише пришло в голову снять меня на железнодорожном мосту. Знаете, выше Копытово, если двигаться на электричке в сторону области?

– Высокий такой? С ржавыми огромными подпорками? – вспомнил Сашка.

– Они до сих пор там? Невероятно! Живописная такая ржавчина, пластами висит!.. Невероятные цветовые переходы! Мы полетели туда на пегах, а так как привязать их было не к чему, просто связали уздечки между собой. Даже не стреножили, – сказала Анна Васильевна.

– Так нельзя, – воскликнул Сашка.

– Знаю! Но мы это сделали. Думали, отщелкаем десяток фотографий – и назад. Мы даже штатив не поставили, когда услышали страшный рев локомотива и…

Анна Васильевна замолчала и отвернулась. Ее муж стиснул на руле руки.

– В общем, пеги стояли безопасно, но когда машинист дал гудок – знаете этот ужасный звук приближающегося состава? – один с перепугу шарахнулся и затащил другого на шпалы.

– И тот погиб?! – кривясь, воскликнула Рина.

– Погибли оба. Нам, конечно, этого не простили, и мы покинули ШНыр навсегда. Калерия же тогда была просто старшей шныркой и ничего не решала, – сказал Михаил ровным голосом, однако Сашка заметил, что костяшки на его руках побелели.

Анна Васильевна коснулась плеча мужа:

– Миша, это Кондратьевский! Приехали!

– Сейчас высажу! – сказал ее муж и стал парковаться.

– Разве здесь можно останавливаться? – спросила Фреда, успевшая изучить знаки.

Обладатель шкиперской бородки включил аварийку:

– Нельзя! Но кто сказал, что мы останавливаемся? Просто я проверяю, не кипит ли радиатор, а пассажиры тем временем быстро и спокойно выходят!

У молодой парочки, ссорящейся на тротуаре, распахнулись рты, когда они увидели, сколько пассажиров быстро и спокойно покидают джип. Некоторые, правда, выходили быстро, но неспокойно. Например, Алиса или Фреда. Даня вылез из багажника в два приема, как складной ножик.

– Здрасьте, господа! – вежливо произнес он, кланяясь парочке, и тут у него совершенно случайно стали прозрачными кости черепа. Всего на секунду. Однако молодым людям хватило и этого. Парень схватил девушку за руку, и они понеслись быстрее кометы. Так понеслись, что лежащая под забором собака даже залаять на них не успела, а только чихнула.

– Они больше не будут ссориться. Ну мне так кажется… – сказала Рина.

– Боюсь, будут, – с грустью сказал Михаил. – Ссоры – это сброс эмоций, прежде всего усталости или беспомощности. Поначалу люди канализируют свои эмоции иначе, а потом понимают, что через ссоры быстрее. Все равно как готовить еду самому или купить гамбургер… Все выбрались?

– Да, – сказал Макар.

– Пойдете по Кондратьевскому в ту сторону. Я советовал бы разделиться на две группы. Одна двигается по этой стороне проспекта, другая – по противоположной. И еще момент – стен домов не касаться!

– Почему? А закладку почувствовать?

– Вы ощутите ее и так. Я подозреваю, что она в районе тех дальних домов. У меня там всегда голова болит… – сказала Анна Васильевна. – А не касаться потому, что даже при случайном прикосновении закладка может прожечь руку.

– До кости?

– Таких подробностей не знаю и, извините, узнавать не хочу, – отрезала Анна Васильевна.

Ее муж оценивающе посмотрел на Даню, на Макара, на Ганича и наконец остановил взгляд на Сашке.

– Небольшой подарок! – сказал он и потянул кверху дно багажника. Там в углублении лежал компактный арбалет со сложно выгнутыми плечами, что должно было обеспечить ему дополнительную мощность.

– Представляешь, как этим пользоваться?

– Разберусь, – пообещал Сашка.

Шкиперская бородка оценил ответ. Человек, говорящий «Я все знаю!», в большинстве случаев знает только эти три слова.

– К нему двадцать болтов. Хорошая вещь. Это не ваши шнепперы. За сорок шагов болт в карту положит…

– Всего за сорок? – спросил Влад. Он завидовал, что арбалет достался Сашке. – Некоторые утверждают, что и за сто шагов можно в карту попасть.

– Некоторые – не всегда верный источник информации. Уже на восемьдесят метров из арбалетов стреляют только богатые психи, которым болты некуда девать. Луки, кстати сказать, бьют дальше. Поэтому я в последнее время все чаще задумываюсь о луке.

– Макс тоже завел себе лук. Хвалит его, но говорит, что в шныровских делах шнеппер он никогда не заменит. Слишком громоздко, – сказала Рина.

– Но мы-то все больше с земли, по старинке. Нырки нам пока не грозят! – усмехнулся Михаил и, утешая себя, провел тряпочкой по надписи «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ФОТОГРАФ!».

Сашка спрятал арбалет в рюкзак. Стальные плечи в него не вошли, и пришлось прикрывать их сверху свитером. Анна Васильевна смотрела, как Сашка затягивает горловину рюкзака. Потом задумчиво произнесла:

– Я не сказала главного. Один из пегов, погибших под электричкой, был пегом Калерии. Я взяла его без спросу, потому что он был оседлан, а мой нет. Это разлучило нас с Калерией на долгие годы.

– Вот почему Кавалерии было так трудно вам позвонить, – поняла Рина.

– Да. Позвонить – значит простить. Она меня простила, но все равно звонит очень редко.

* * *

Джип уехал. После короткого совещания, как делиться, десятка распалась на две привычные пятерки. Первая – Макар, Сашка, Алиса, Даня, Рина. И вторая – Кирилл, Лена, Влад, Лара, Фреда. Первая пятерка перешла на другую сторону, вторая осталась там, где их высадили.

И сразу они перестали быть стадом. В составе пятерок они часто тренировались, и потому в движениях появилась слаженность. Доверив Сашке и Макару поиски закладки, Рина всецело отдалась созерцанию Питера.

Кондратьевский проспект считался промзоной, но промзоной времен еще царских и довоенных. Здесь была редкостная мешанина красоты и безобразия – художественнейшая и приятнейшая мешанина, на вкус Рины. Дом, мимо которого они сейчас шли, со стороны Кондратьевского был нашпигован окнами, а с боковой стороны вообще без окон, с глухой стеной. Стена была страшная, неровная, со вздутиями грибка, с выступающими отдельными кирпичами, с железной пожарной лестницей, шедшей от второго этажа до пятого, но почему-то не доводящей до крыши. Непонятная, в высшей степени таинственная лестница, поскольку нет ни одного окна и вообще ни одной точки, из которой можно было бы на эту лестницу залезть.