Читать книгу - "Цель неизвестна. Победителей судят потомки - Марик Лернер"

— Привык, — без особой радости сказал Алексей. — Сперва так не особо страшно было.

Анна все же была излишне добра. Если первоначально планировалось засунуть дочь Петрову в Березово, затем в Соловецкий монастырь и ключ навечно выкинуть, потом всплыла его отдаленность, отсутствие в зимнее время надежной связи и просто бабья жалость. Ссыльная компания разместилась в архиерейских палатах в Холмогорах, и единственное, в чем им отказывали, это выход за ограду. Ну и посторонних не допускали к общению.

— А все равно тюрьма… Даже ежели кормят сытно. Лица одни и те же из года в год. Лизка пить стала по-черному и целый день в постели валялась нечесаная и немытая. И жалел, и бил. Ничего не понимала и не хотела делать. Себя жалела с утра до ночи. А мне обрыдло!

Я спиной чуял, как, застыв, внимательно прислушивается Софья. Очередной мазок для книги «Ломоносов на фоне страны». Не самый удачный. Многие и не помнят толком про Елизавету. Ничем себя не проявила и исчезла без следа. И вина в том исключительно ее. Могла бы блистать на балах, выйти замуж или даже приложить руку к чему-то полезному. Когда хотела, ничуть не хуже многих была — я имею в виду не внешность, а сообразительность.

Заигралась в политику, и, боюсь, даже историки про нее через столетие не вспомнят. Разве станут выдумывать, а вдруг бы она оказалась лучшей царицей. Это с братьями-ворами Шуваловыми и Лестоком за спиной да без наследника? Чтобы замуж вышла за принца какого, никогда не поверю. Делиться властью бы не стала. А значит, и детей законных бы не случилось. Бастарды — это смута, но ведь кроме голштинца, сына Анны Петровны, ее родной сестры скончавшейся, и вовсе у Елизаветы никаких родичей мужского пола. Но и тот с точки зрения наследования сомнительное приобретение.

— Жалко ее, да сколько же можно! Нашел занятие. Огород разбил под стеной, — мечтательно сказал. — Картошку твою в основном, но и другие овощи выращивал. Потом за его счет и жил. Лизка же как померла от водки, пусть земля ей будет пухом, — он перекрестился, — на кормление более не давали. Слуги поразбежались, а я при архиерейском дворе так и остался. Жилье бесплатное, одежку дают, кормежку сам выращиваю да помаленьку все хозяйское починяю. Так и жил. А чего идти куда-то, будто там медом намазано, когда все и так есть и на чарку-другую завсегда хватит.

— А сейчас зачем идешь?

— Так говорю же, тянет. Помирать скоро, хочу среди своих лежать. Старый стал. Больной. Думаю, жил бы, как при Лизке, на всем готовом, да пьянки-гулянки, быстрее бы помер. А так, под небом чистым да в охотку поработать до обеда, протянул чуток дольше.

Э, да он, кажется, почитывал и мои рекомендации о физических упражнениях и вредности жирной обильной пищи.

— Ага, — с гордостью подтвердил Алексей, когда я спросил о этом. — Матерьялы Общества экономического развития на досуге изучал.

Когда-то под кружку с крепким он мне со смехом поведал о том, как, увидев в его руках книгу, отец погнался за ним с топором. Григорий Розум был изрядный деспот. За пение в церковном хоре, позже приведшее Алексея в Петербург и постель царевны, и вовсе из дома выгнал. Незачем тратить время на всякую ерунду. Работать надо.

— Архиерей выписывал. Кой-чего использовал. У нас в теплицах даже арбузы имелись!

— Едут! — раздался радостный крик.

— Корабль!

— Без парусов! — с искренним изумлением вопит кто-то, будто не для того пришел, чтобы на диковинку пялиться.

— Дымит-то как!

Глянул — еще далеко, только из-за излучины вышел.

— Так, может, помочь чем?

Он подумал, качая головой.

— А и правда, сделай милость по старому знакомству.

— Обещаю.

— Так ты и не знаешь, чего попрошу.

— Луну с неба вряд ли. Внучку тоже не отдам, а остальное, полагаю, в моих силах даже сейчас.

— После Лизки, — поманив пальцем, чтобы нагнулся, шепотом на ухо сказал, — остались кой-какие побрякушки. Не шибко много, но есть.

Я не сомневался, что охрана с ближними наложила лапу на вещи. Приказ об описи имущества последовал сразу по сообщении о скоропостижной смерти Елизаветы. Платья-башмаки с прочими гребенками велено было раздать слугам. А буде что вроде мебели громоздкое — продать, и деньги караульной команде. Сам писал, помня Анны Иоанновны подарки сгнившие, в виде юбок. Чем лежать станут бессмысленно, пусть хоть кому-то польза.

А вот цацки дорогие по описи в Петербург было приказано доставить. Царевна много с собой увезла. Поместья Анна отобрала и Елизавете добрый кусок на содержание выделила. А личное запретила конфисковать. Чисто женская логика. По мне, на хлеб и воду в монастырь — самое приятное, что ожидает за измену. Иным ведь и ноздри рвут да клеймо на лоб ставят. А ей и кнута не досталось.

Потом список пришел из нескольких сотен пунктов, все что душеньке угодно. Часы, ожерелья, жемчуга, иконы в богатых окладах и книги. На десятки тысяч. Все в сокровищнице лежит до сих пор. Анна не надевала и не дарила никому. А теперь оказывается, не все вещи привезли!

— Боязно предлагать, за вора примут.

А то ты их купил, подумал я. Да ладно, чего уж теперь. Сам бы повел себя разве иначе?

— И сколько хочешь?

— Пятьсот рублев! — бухнул он и затаил дыхание.

— Договорились. Емельян! Сюда иди!

— Даже не посмотришь? — изумился Алексей, извлекая из-за пазухи небольшой мешочек на шнурке. Похоже, досадует на себя, почему больше не попросил.

— Чего я проверять стану. Царевна дешевку не брала. А тебе, наверное, для родичей.

— Точно так. Мне уж много не понадобится. Недолго осталось.

Всерьез помирать настроился. Как бы по возвращении в родную деревню с ходу дуба не дал. Ну, то уж не моя печаль. Все равно не останется. Не силой же держать. То не благодеяние окажется — издевательство.

— Ну вот и вспомнят молитвой за доброе дело. А ты, глядишь, у Него за меня попросишь. Сможешь, а?

— Завсегда к услугам, — уверенно кивнул он.

— Тут я, — дохромал до меня кучер.

— Вот его, — засовывая купленное добро в карман, приказал я, — когда назад поедешь, с собой возьмешь. К хозяйке отведешь, скажешь, я велел пятьсот рублей выдать. Как он пожелает, мелкими, крупными, монетами, ассигнациями.

— Хе-хе, — рассмеялся Алексей. Кажется, он в курсе разной стоимости монет и бумажек.

— Потом накормить, напоить и дать снеди с собой в дорогу. До почтовой кареты довезти и дорогу до Москвы оплатить.

От нас на Москву только ходит или Петербург. Как попасть в Киев, это уж пусть сам вертится. Не нянька. Главное, отсюда чтобы ушел с полными карманами. Такие вещи быстро становятся известны.

— И что ни гугу никому! Все понял?

— А чего не понять? — удивился Пугачев.