Читать книгу - "Вестники Времен: Время вестников - Андрей Мартьянов"

– Вычтете стоимость из моего жалованья, – с набитым ртом предложил Казаков.

– Чувство юмора еще при вас, – одобрил Ангерран и тоже откусил от диковинного кипрского пирожка. – Это радует. Видели крючкотворов Комнина? Мадам де Куртенэ только что сообщила им потрясающее известие: в их городке пришвартовался корабль Беренгарии Наваррской, ныне Беренгарии Английской. У почтенных господ аж челюсти стукнули о палубы. Думаю, в скором времени нас ожидают высочайшие визиты и настойчивые приглашения в гости.

– Ага, – Серж с одинаковым трудом пережевывал оказавшийся довольно твердым хлеб и полученную информацию. – Угу. То есть погодите. Наша фрау Кэт сказала местным, что тут Беренгария, а вы ее не остановили?

– Зачем? – не ведая о славных традициях города Одессы, де Фуа порой вел себя, как истинный уроженец этого прекрасного града. – Правда, как известно, крепче щита. За торговое судно мы никак не сойдем, да и товаров у нас на борту не сыщется. Будь мы потрепанной бурей купеческой лоханкой, нас бы быстренько и незамысловато ограбили. Титул же сопровождающих самой королевы Английской что-нибудь да значит. Как и имечко супруга милой Беренгарии. Надеюсь, он вскоре тут объявится.

– Интересно, – Казаков покосился на бастионы возвышающейся над гаванью крепостцы, – здешний правитель, как его… Исаак Комнин, верно? Он уже прознал о том, что стряслось в Мессине?

– Биться об заклад я бы не стал, но дурные новости путешествуют быстро, – безмятежно ответствовал Ангерран. – Было вы весьма занимательно узнать, что кирие Исаак намерен предпринять в этой сложной ситуации. Выходов у него два: сопротивляться или доказывать свою непричастность к скверному инциденту. И в том, и в другом Кипр и его обитателей не ждет ничего хорошего.

Серж одолел последний кусок пирога и вопросительно глянул на сидевшего рядом покровителя. Ярко-голубые глаза проказливого юнца, совершенно не вязавшиеся с почтенным обликом де Фуа, были совершенно искренними, не омраченными даже малой тенью лжи. Казаков догадывался, по чьему наущению начался пожар в мессинской гавани – и знал, что досточтимый Ангерран тоже об этом знает.

«Сообщнички, – грустно подумал Сергей. – Интриганы-саботажники. По здравому разумению, надо бы поднимать паруса и побыстрее драпать из Лимассола. Черт, на чем мы будем поднимать паруса, коли мачта сломана? Пора паниковать или можно повременить?»

Хрюкающего поросенка затолкали в корзину и втянули на борт. К неудовольствию Казакова, подле мающейся от последствий морской болезни Беренгарии нарисовался изящный силуэт в черном. Элегантный красавчик – как он умудряется оставаться неотразимым после пережитой болтанки? – учтиво обхаживал страдающую даму, подкармливая с руки какой-то снедью. Ее величество забот верного подданного не отвергала, предложенным угощением не брезговала и вообще являла собой образец демократично настроенной королевы.

Хайме. Конкурент, мать его. Дельфинов не распугивает, и шторм ему нипочем, и темной ночкой в каюту к Беренгарии хоть разок, да сумел просквозить. Самого Сержа, когда он рискнул предпринять аналогичную вылазку, вежливо попросили удалиться. Наверное, Хайме навел на бдительную Куртенэ сонные чары. А что, он может. Он такой. Транкавель из Ренна, колдун недоделанный. Фаворит. Серж вдруг пожалел, что начисто лишен поэтического дара. А то бы непременно сложил глумливую балладу. С рефреном «Растут у Ричарда рога, лосиные рога!»

* * *

Если предметом размышлений Сержа Казакова была бюрократия, то Исаак Комнин, полновластный правитель, сиречь деспот, маленького средиземноморского островка размышлял о коварстве судьбы и истинности народных италийских поговорок. В частности, той, что уверяла: «Лучше быть Цезарем в провинции, чем одним из многих в Риме». И другой, гласившей: удача покровительствует смелым и предприимчивым.

В течение многих лет он опирался на эти нехитрые утверждения. Они никогда его не подводили.

Сегодня, видимо, настал черед другой поговорки: «За все приходится расплачиваться».

А ведь его дела шли так замечательно!

Девять лет тому он безошибочно уловил миг, когда пришла пора распрощаться с блестящим Константинополем. О разлуке с великим городом кирие Исаак ничуть не сожалел. Он никогда не был в столице желанным гостем.

Позже до него дошла весточка, лишний раз подтвердившая верность его решения. Задержись он в Константинополе еще на пару дней, и следующее десятилетие он в лучшем случае провел бы за решетками Нум еры. Или слепым побирушкой бродил по городам и весям Империи. Или стал одним из тех, кого в праздничный денек заталкивают в медное брюхо вечно голодного быка-людоеда на площади Тавра. Пришедший к власти Андроник Комнин стремительно расправлялся со всеми, кто имел несчастье носить ту же фамилию, что и новый базилевс, и представлял опасность в качестве претендента на трон Империи.

Исаак мог считаться Комниным с большой натяжкой. Громкая фамилия ему досталась от бабушки-покойницы, вторым браком выскочившей замуж за сводного двоюродного братца тогдашнего императора, уже и не упомнишь, как его звали. Патрикий Исаак здраво предположил, что в бурный год переворотов и расправ с неугодными ссылки на запутанную родословную вряд ли помогут, и предпочел тихо удалиться. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Постылую бездетную супругу он оставил в Константинополе. Может, Андроник до нее доберется, милостиво избавив дальнего сородича от хлопот с разводом.

Бурлящую столицу Исаак Комнин покинул не в одиночестве, но запасливо прихватив родовую казну, парочку кораблей арабской постройки и две сотни неплохо вышколенных вояк, уже достойно показавших себя на синих дорогах Средиземноморья. Почти год беглый патрикий и его дружина мыкались по водной глади от Палестины до Иберии, нанимаясь в услужение то к франкам, то к сицилийцам, то к арабам. Порой удавалось хорошо поживиться, порой приходилось уносить ноги. В конце концов озабоченный поисками надежного пристанища взор Исаака упал на гористый и плодоносный Кипр. Между прочим, исконное византийское владение, пребывающее под рукой нахальных ахейцев, Виллардуэнов.

Выкинуть из Лимассола франкского управляющего вместе с малым гарнизоном оказалось до смешного просто. Местные жители радушно приветствовали кирие Комнина как освободителя, и жизнь бодро покатилась своим чередом дальше.

Через год кирие Исаак решил, что было бы недурно объявить Кипрскую провинцию отделившейся от Империи, а себя – императором острова. Дабы лишний раз позлить сидящего в Константинополе Андроника, избавиться от своры чиновных дармоедов и прекратить всякий месяц исчислять налоги в пользу столицы.

Отправив в Константинополь напыщенное послание, самозваный император Кипра на всякий случай приготовился к поспешному бегству. Вдруг мудрые головы в Синклите сочтут полезным проучить зарвавшегося выскочку?

Однако далекая столица ограничилась грозным письменным внушением, занявшим десяток расписанных золотом и киноварью пергаментных листов, и настрого запрещавшим Исааку Комнину присваивать себе титул базилевса. Парусов боевых галер на горизонте так и не появилось. Удача, как портовая девка, благосклонна к нахалам. Кипр слишком отдален, посылать туда вразумляющую эскадру дорого и опасно. Деспот острова и его присные облегченно перевели дух, а пергамент из Константинополя прибили к стене тронного зала – для красоты. Все десять листов.