Читать книгу - "И пришел Лесник! 21 (S-T-I-K-S) - Василий Лазарев"

всех забрать, ограничений в портале нет, если все сразу заходят, — вспомнил Зомби.

— Три тысячи человек, отлично! Я буду Моисеем! — потёр руками папаша Кац.

— Опоздал, академик, уже есть, — засмеялась Ирка.

— Заместителем меня тоже устроит, — кивнул Изя. — К нам гости!

Шурик открыл дверь и в зал вошли Ростик, Сизый и Люська. Они застыли на пороге раскрыв рот от небывалого угощения.

— Проходите гости дорогие, — Лиана взяла на себя роль приветливой хозяйки. — За всё заплачено… Пингвином.

— То-то он грустный такой выходил, — радостно сообщила Люська. — Там на улице ещё наши люди.

— Зови всех, — звонко сказала Ирка.

Целый час мы просто ели, пили и знакомились. После того как столы заметно опустели я решил перейти к делу.

— Короче, мы нашли два замка по десять башен каждая, — сказал я жующей толпе. — Нам одним их не поднять предлагаю пойти вместе.

— За это надо выпить, — сразу нашёлся папаша Кац.

— Я с удовольствием, — сказал Ростик. — У меня человек шестьдесят наберётся. С оружием, транспорт бы.

— Можете любой забирать, Пингвин квакать не будет, — заверила его Лиана.

— Нас меньше, конечно, но без Маши мы вообще на приколе оказались. Записывай всех, нас двадцать два человека, — кивнул Сизый.

— Нас только трое. Но я ещё подтяну человек пятнадцать, — заверила меня Люська.

— Восемнадцать, шестьдесят, двадцать два и семь! Сто семь!

— И последнее. Вы останетесь командовать своими людьми, но главным буду я. Когда уйдём в Улей, тогда можно отчаливать кто куда захочет, но я предлагаю направиться в Вавилон. Лучше места в Улье не найти.

— Так конечная цель. Улей? — выпучил глаза Ростик.

— Конечно. Причём пойдём всем стабом!

Глава 20

Соня

С утра опять жутко болела голова. Соня практически не могла заснуть уже вторую неделю от сильнейших головных болей. Как слазала к Леснику, которого к слову сказать уже там не было, так и болит. Неудивительно, что болит, словить прямо в лицо Ф-1. Она осталась жива только благодаря своей неимоверной прыти, но осколки всё же имели большую начальную скорость. Соня увидела, как отлетела скоба, но было уже потеряно время. Сперва она дёрнулась вперёд, думая уйти перекатом до ближайшего угла, но потом решила, что не успевает. И постаралась спрятаться обратно за дубовую дверь. Драгоценное время было потеряно и то, что осталось за дверью, а именно правая часть лица получила хороший град осколков. И даже здесь Соне повезло, большинство острых зазубренных кусочков мазнули по лицу вскользь. И только два нанесли серьёзные ранения. Первый просто сбрил верхнюю половину правого уха, но это полбеды. Второй попал точно в глаз и застрял в глазнице. Вот он и представлял собой самую большую опасность.

Она не помнила, как проползла обратно подземным ходом и свалилась на руки ожидавшему её Лешему. Тот в ужасе перекрестился, увидев раненую Соню. Ядро относилось к травмам негативно и заживлять не спешило в отличие от самого Улья, но всё-таки не дало истечь кровью и умереть от шока. Леший как смог, перебинтовал Соню и помчался с ней к знахарю. Одному из четырёх, который в данный момент завязал. Он обработал поверхностные раны и ухо. Глаз трогать побоялся, но только после того, как Соня приставила к его горлу нож, он начал работать. Извлекать осколок пришлось под лайт-спеком. Соня три раза теряла сознание пока знахарь нащупал длинным пинцетом крохотный металлический треугольник у неё в черепе. Осколок остановился в пяти миллиметрах от лобной доли мозга. Ещё чуть-чуть и Соня могла бы похвастаться лоботомией. Но ей опять повезло. Вмятину от рельса ей выправил папаша Кац, он бы, конечно, разобрался с осколком намного лучше, но вся ирония в том, что она как раз хотела его грохнуть.

После варварского извлечения осколка она лежала пластом три дня. Всё это время девушка колола себе лайт-спек. На четвёртый день он её попросту не взял. Необходимо было сделать перерыв. И начались кошмарные головные боли. Ей постоянно кто-то сверлил перфоратором мозг. Соню трясло. Язык вываливался наружу, из единственного глаза бесконечным ручьём лились слёзы. Она лезла от боли на стенку и скрипела зубами. Выжила она только благодаря тому, что минуту за минутой придумывала всё новые методы мщения этим говноедам. Но это всё в будущем, возможно в далёком. Вместе с глазом она сильно повредила себе вестибулярный аппарат. Её постоянно тащило влево, головой нельзя было повернуть, чтобы не упасть в обморок от пронзающей боли. Совершать какие-то акробатические трюки она не могла. Ей было больно даже подумать о них. Она лежала и копила злобу.

Леший за две недели наведался два раза. Второй был вчера. Он принёс ужасные новости. Туранчокс был безжалостно оскоплён на второе ухо и вынужден исчезнуть. Терентия вообще скормили менталу. А самого Пингвина унизили, поставив перед фактом, что все его накопления теперь принадлежит этим нехорошим людям. Соня была в бешенстве от таких новостей. Ещё к ним примкнула Шкура, перебив при этом всю смену в замке. Раньше бы Соня убила её, если не сразу, то очень быстро. Сейчас же, пожалуй, она зарежет саму Соню как барана и не поморщится. А ещё они прошли пятого босса, которого Терентий зассал пробовать и в итоге вышли на два замка по десять башен. Соня была просто уверена, что какой-то из них в конечном итоге выведет команду Лесника в синюю зону. Верная примета. Эти новости подкосили её, и она опять свалилась в постель. Вскоре должен появится знахарь и сделать перевязку. Полежу, решила Соня и сложила руки на груди. Через несколько минут дверь в комнату скрипнула и раздался знакомый голос.

— Отмучилась? — это был знахарь Шайтан. Временно непьющий, но не слезавший с лайт-спека. Он не употреблял его в лошадиных дозах как Соня, и поэтому средство его ещё радовало.

— Сплюнь. Спит она! — Рельса? А он что здесь забыл? Соня открыла глаза. Сейчас она была один в один похожа на умершую ведьму из известного ужастика для детей. Только с одним глазом.

— А ты всё ждёшь, говносос, когда я откинусь? — прошептала Соня. — Не дождёшься, Шайтан.

— Юмор? Уже лучше. Давай сменю повязку, — знахарь занялся своим делом. Рельса навис над Соней всматриваясь в её бледное лицо.

— На мне цветы не растут, —