Читать книгу - "Сын ведьмы - Симона Вилар"

«И я порождение этого ужаса», – думал, цепенея, Добрыня. А потом и другая мысль пришла: «А кто же породил саму Малфриду?»

Он долго не мог заснуть той ночью. Думал о всяком. И все время вспоминал слова Соловейки: «Вот скажу, как ты кровно связан с тем существом, какое власть свою тут распространило». И получалось, что зря посадник поспешил прирезать волхва. Тот много чего знал. А теперь только и остается надеяться, что Малфрида наконец откроет ему то, о чем Добрыня и подумать страшится.

Малфрида пришла на другой день ближе к полудню, как будто ее приманил аромат готовившейся на костре похлебки. Грибная похлебочка, да с маслицем, да с пряными травами и чесноком – тут кто хочешь к котелку из чащи явится. Вот и она пришла, уселась рядом с ними как ни в чем не бывало, ела да похваливала варево, улыбалась довольно. Странная она все-таки. Даже не смутилась, когда Добрыня сказал, что видел ее в облике чудища.

– Знаю, – ответила. – Я тоже тебя заметила.

– Почему же не напала?

– А ты хотел, чтобы напала? Нет, Добрынюшка, пусть ты и воин прославленный, а без меча-кладенца против чудища ничего бы сделать не мог. Вон Глоба один раз попробовал – и что? Еле вы́ходила его потом.

– Значит, ты улетела прочь, чтобы зла мне не причинить? Добро. Я благодарю за это. От всей души благодарю, так как понимаю, что ты имела право разделаться со мной после того, как сам я пытался…

Не договорил. Сдавило грудь. Она нелюдь, но и родительница его. И связан он с ней крепко. Хотя почему же Малфрида нелюдь? Была бы она не человеком, не пожалела бы его.

– Завтра отправлю тебя отсюда, – сказала ведьма, когда доела и, вытерев ложку, спрятала ее в калиту на поясе.

– Только меня? А Саву? Да и где Забава наша?

В ответ – молчание. Но потом вдруг повернулась к Саве и велела ему пойти прогуляться. И он ничего, ушел.

Ведьма же сразу приступила:

– Речь только о тебе, Добрыня! А Сава мне и здесь пригодится. Говорила уже… И не смотри так гневно. Воевода грозный нашелся! Я и так добра к тебе. Не расправилась, не погубила после того, как сам меня чуть жизни не лишил. Так что не перечь мне. Сказала, что отправлю тебя из нави, значит, так тому и быть!

– А если скажу, что не уйду без своих спутников? – спокойно, но непреклонно отозвался Добрыня.

– Мало ли что скажешь! Ты мне должен повиноваться, как сын повинуется матери!

Голос ее изменился, она почти перешла на рык.

– Да и кто тебя спрашивать станет, подчинишься мне или нет? Это там, среди молящихся Распятому, ты приказывать можешь, а тут я всему госпожа и владелица!

Они смотрели друг на друга, бурно дыша. Оба темноглазые, с крутыми черными бровями и пышными волосами. Очень похожи были. И в глазах обоих одинаковое злое упрямство.

Добрыня первым заставил себя успокоиться. Н-да, с такой, как его мать, обычным напором ничего не добьешься. Вот и сказал с усмешкой:

– Чем ты гордишься, Малфрида? Ты забилась в эту глушь чародейскую, тебя эта мелкая власть над бездушными духами тешит и радует. Она тебе дороже всего белого света. Ах да, припомнил, что ты еще над дремучими вятичами-лапотниками верх взяла, запугала их. Тоже мне победа великая! И горько мне от мысли, что та, о ком на Руси песни и сказы слагают, на деле стала столь мелкой, что тешится этой жалкой видимостью могущества.

– А меня и впрямь на Руси помнят? – искоса посмотрев на Добрыню, спросила чародейка.

– Да. Я даже гордился, что ты моя мать. Теперь же… Теперь мне твое затерянное в глуши существование кажется таким ничтожным!.. А ведь могла бы… Эх, да о чем говорю! Власть над поганью всякой тебе дороже обычной человеческой жизни в полную силу!

Малфрида вдруг поникла. Заламывала кисти рук, невидящим взглядом смотрела куда-то перед собой. И вдруг произнесла:

– Мне не власть нужна, Добрынюшка. Мне нужна защита. А тут я защищена.

– Да от кого, ради самого неба? Вспомни, ты раньше почитаема была, ты подле князей-правителей одесную сидела. Какой еще тебе защиты нужно было? Кто из людей мог тебе навредить?

– Я не людей опасаюсь, – негромко выдохнула ведьма. – Пуще смерти и забвения я боюсь того, с кем кровно связана и кто сильнее меня.

Добрыня замер, ожидая, что она еще скажет. Неужели признается? И Малфрида произнесла негромко:

– Я страшусь того, кто и тебя зовет.

Добрыня тяжело сглотнул. Она и ранее о Кощее говорила. Но ведь Кощей уже не в этом мире, да и не человек давно. И где он? В сказах и преданиях?

Добрыня так и сказал:

– Как же ты можешь быть с ним кровно связана, если он не человек?

А у самого холод такой в душе, что даже зубы застучали. Если она от Кощея… то и он тоже. И значит, морок наслал именно этот… колдун Бессмертный.

Малфрида видела, как его затрясло, понимала его состояние. Ей самой было трудно сжиться с мыслью, что в ней течет темная, не людская кровь.

– Я сказала больше, чем смела. И теперь не спрашивай у меня ничего! Мал еще у матери о таком выспрашивать!

Это он-то мал? И неожиданно для себя Добрыня расхохотался.

– Ну вот что, Малфрида-чародейка! – произнес после нервного приступа веселья. – Ты меня своим Кощеем не пугай. Это ты забилась в угол, чтобы его власти избежать. Похоже, подозреваешь, что и мне однажды придется так же прятаться и скрываться, чтобы не подчиниться Темному. Однако я не привык избегать трудностей, я справляюсь с ними и побеждаю. Уж поверь, опыта мне в этом не занимать. Поэтому я готов пойти на его зов, сам выступлю против него. Мне это необходимо, чтобы трусом себя не считать. Иначе я жить не смогу. А вот ты… Готова ли помочь мне в этом?

Малфрида отшатнулась, побледнела вся, замахала руками: что ты, что ты! Кто же против силы такой пойдет? Прошли уже времена богатырей, какие вступали в схватки с чудищами и колдунами. Теперь человек больше о земле, о жизни своей думает, ему не выстоять против подавляющей силы колдуна бессмертного!

Она еще что-то говорила, когда Добрыня перебил ее вопросом:

– А ведь ты Забаву Кощею отдала?

Ведьма посмотрела на него пристально и зло, но не ответила. Впрочем, он и так уже все понял. Вот и сказал, что если пригожих парней вятичей Малфрида на сходках явно для себя высматривала, то девиц, похоже, в жертву кому-то еще выбирала. Известно же, что только две вещи и ценит этот хозяин межмирья за Кромкой – богатство и красивых девушек. Ну да злата у Малфриды нет, а вот девиц жертвовать ему ведьма вполне может. Вот только как? Сам ли он за ними сюда является?

– Почти, – глухо отозвалась Малфрида.

Добрыня притих, ждал, что еще скажет. И под напором его взгляда она заговорила. Оказывается, чародей из-за Кромки уже много лет не имеет возможности возвращаться в мир людей. Но колдовать оттуда может вполне – власть и сила его велика и проникнуть сюда, самому оставаясь вдали, ему дано. Открывает нечто вроде лаза или окна из межмирья и колдует. Так наверняка и с новгородской землей Кощей поступил. Видать, молился ему кто-то в тех краях, взывал и кликал, вот он и отозвался. Более того, однажды, в минуту отчаяния, сама Малфрида к нему тоже воззвала. Это как напомнить о себе тому, кто готов услышать. Сперва думала – пустое. Позвала, а там все забудется. Но с тех пор Темный хозяин Кромки ее не оставлял. Тут, в мире нави, она может свою силу ему противопоставить, да и сговор у них: Бессмертный не тронет Малфриду, если она откупится и будет отдавать ему спелых да красивых невест. Да и самому Кощею давно надоело свою дочь уговаривать (Добрыня вздрогнул, когда ведьма себя дочерью Кощеевой назвала). А вот новые ладушки ему нужны. Они его тешат. Ну, пока интересны чародею, пока не надоели.