Читать книгу - ""Фантастика 2025-31". Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев"

более вкуса, который всё равно не с чем, да и незачем сравнивать. Никто из них в жизни не пробовал ничего, касавшегося ногами земли. Она не пробовала тоже, но ей было плевать. Полчаса на то, чтобы выскочить из офисного кубикла и, не отрываясь от митапов с коллегами по команде, на скорую руку ухватить что дают, и тут же, изображая попутно вселенскую радость по поводу высосанного в два глотка крафтового смузи, умчаться обратно к рабочему столу, рядом с которым, конечно же, не было даже кресла, поскольку работа сидя есть признак недостаточной мотивированности и антипозитивного настроя.

Ноги гудят, конечно, но она не унывает, бегом-бегом навстречу концу итерации и долгожданным вечерним посиделкам в баре «Красная жара», где можно будет, наконец, содрать с глаз долой треклятый виртреал и напиться вдрабан в ожидании нового спринта.

Она так спешит, что на бегу сослепу натыкается на человека, стоявшего к ней спиной, и отлетает от него, как в кегельбане. Потирая ушибленную поясницу, она позволяет помочь ей подняться. Мужчина средних лет, ухоженный, но не смазливый. Приятная улыбка, моднейший неровный, будто бы естественный загар и полное отсутствие маски виртреала на лице.

– Вы не ушиблись?

Акт второй.

Они ужинают в ресторане где-то под самыми небесами. Звучит тихая музыка, где-то далеко внизу клубится подсвеченный огнями башен городской смог. Она смеётся. Ей нравится этот мужчина, хотя так говорить неполиткорректно. Он лёгок в общении, внимателен к её словам, не навязчив и явно умён. Даже бесконечное щебетание о работе его не тяготит – в наше время человеку не о чем говорить, кроме как о спорах с коллегами. Ну, или как вариант, жаловаться на тупость начальства.

Впрочем, они быстро находят общую тему для обсуждения. Оба – большие ценители старых бумажных книг, и разговор быстро удаляется в сторону коллекционирования суперобложек и того, как их обоих раздражает, когда книги путают с мангой.

– Да божечки, они же справа налево читаются!

Оба смеются.

Так незаметно проходит вечер, пора расходиться. Она сомневается, а что, если он прямо сейчас пошлейшим образом позовёт её продолжить вечер у него? Что она о нём, фактически, знает? В голове мелькают ужасы сталкинга, пересказываемые в масс-медиа, и, кажется, эти ужасы всё-таки находят своё отражение на её лице, он это замечает и спешит успокоить – они прекрасно пообщались, но в его правилах строго придерживаться заранее оговоренной адженды. Приглашение было на ужин, им разумнее и будет ограничиться.

Неужели она ему не понравилась?

Акт третий.

Они идут вдвоём по берегу реки. Лёгкий туман едва касается воды, приглушая звуки и делая всё окружающее чуть нереальным. Выбраться из Мегаполиса ей удаётся так редко, что сам пейзаж вокруг уже настраивает её на романтический лад. В какой-то момент их руки соприкасаются. Это случайное прикосновение как будто бьёт током, настолько сильны её эмоции. Он тоже выглядит сбитым с толку. Он не привык испытывать столь яркие чувства. То есть да, она ему нравится, им хорошо вместе, но почему его всё время тянет улыбаться?

И тут с неба начинает сыпаться крупная снежная крупа, моментально покрывая их двоих и дорожку вокруг белым саваном, в котором остаются только две цепочки удаляющихся следов.

Они не спешат укрыться от ненастья, наслаждаясь моментом. Происходящее с ними и внутри них настолько красиво, что ей хочется плакать.

Первый поцелуй обжигает их обоих изнутри. Это не может быть так хорошо. Не может. Не может.

– Спасибо тебе.

Кажется, он первый тогда это сказал.

Акт четвёртый.

Его апартмент – типичная холостяцкая конура. Стеллаж с книгами, стойка для винила, дорогой студийный виртреал, шикарный светомузыкальный душ и да, огромный, три на три метра футон на полу, который тут же заставил её покраснеть.

Впрочем, она быстро справилась со своей неуверенностью, ускользнув за перегородку. Душ и правда оказался великолепен, пока плескалась, даже успела забыть, что она вообще-то не у себя дома, можно быть и поскромнее.

Когда он встретил её, распаренную, замотанную в халат по брови, в его глазах сверкала знакомая уже развесёлая искринка. Он радовался каждому брошенному на неё взгляду. Божечки, быстрее иди мойся!

Что было дальше, она помнила плохо, обычно ей первый физический контакт с мужчиной запоминался скорее как череда неловких попыток сотворить со своими телами хоть что-то похожее на удовольствие. Только гораздо позже, если она со своим очередным приятелем всё-таки продиралась через неуклюжие попытки договориться о правилах, случалось что-нибудь вроде возбуждения, а может быть, и что-то вроде оргазма.

Но в тот день это была словно буря в горах. Молнии бьют, свистит в ушах ветер, ватные ноги разъезжаются и дрожат, не в силах удерживать тело в устойчивом положении, крупные капли пота стекают по спине, а глаза не видят от усилия.

Беспокойное дыхание – его и её – ещё долго не давало им, обессиленным, заснуть. Это последнее, что ей удалось запомнить в тот вечер. Но его воспоминания на этом не заканчивались.

Фигура, склонившаяся над её разбросанным по простыням телом. Он держит в руках хищно поблескивающий металлом прибор.

Акт пятый.

Она заперта в стерильной комнате два на два метра, где из мебели – только шаткий стул без спинки. Её допрашивают. Вопросы сыплются один за другим, мелькают кадры оперативной съёмки и виртграфии вещественных доказательств, она не видит одного – лиц тех, кто её допрашивает.

Допрос длится бесконечно. Она не помнит, который сейчас час и день. Она смертельно устала. Она знает только, что у неё на боку повязка после лапароскопической операции. Эти люди что-то вынули из её тела. Что-то постороннее, насекомообразное, торчащее во все стороны крючками и усами-антеннами. По их словам, совершенно не отслеживаемое «датчиками системы безопасности периметра». Ей очень повезло, что её «посторонний контакт» отслеживали задолго до «попытки проноса запрещённого оборудования». Если бы проникновение в защищённую сеть «Сейко» удалось, её бы ждали куда большие проблемы, чем этот «корректный опрос». Спустя же пару дней она могла банально умереть от сепсиса, поскольку «имплантация была произведена кустарно», и у неё уже «развивалось внутреннее кровотечение».

Она им даже верила, но помочь ничем не могла, кроме как снова пересказав всю их историю, продолжая с сухими глазами монотонно бубнить себе под нос, «нет», «не видела», «не замечала», «готова сотрудничать со следствием».

Акт шестой.

Крошечная одноместная капсула в социальном улье для тех, кто живёт на вменённый доход. Два кубических метра пространства, минимум личных вещей. Две истрёпанных бумажных книги, свитер ручной вязки и керамическая кружка с ханьским иероглифом «вечность».

Дрожащими руками она вновь и вновь нажимает иконку вызова на своём «гоутонге». Но вызов не проходит.

Довольно.

Она смотрит на обвиняемого и ждёт его последнего слова.

Тот спокойно холоден, хотя вспомнил, конечно вспомнил. В деталях, не упуская ни единой эмоции. Хрустальный мир не врёт.

– Теперь понятно, зачем я вам понадобился.

Интересно он реагирует. Точнее не реагирует. Некоторые подсудимые сразу начинают оправдываться, мол, обычное дело, некоторые включают агрессию, да знаете ли вы, с кем связались. Этот не таков.

– Что с ней стало в итоге?

– Я же говорила, из-за взрыва в промзоне трасса TA-147 была перекрыта в течение полутора часов. Подрыв произвёл террорист-смертник, преследуемый «красножетонниками» одной из корпораций. Ведётся расследование.

Его лицо на долю секунды дёрнулось. Всего мгновение потери контроля, но такое от неё не скроешь.

– Так бывает. «Сейко» не просто выгнали её с волчьим билетом, они заперли её в этой жилой капсуле, не давая и шагу ступить без надзора. Мне так и не удалось к ней пробиться, а потом началась охота на агентов Корпорации, и мне пришлось сворачивать операцию, чтобы срочно покинуть Матушку.

– Чтобы спастись самому.

– В том числе. Даже если бы я им тогда сдался, на её судьбе бы это никак не сказалось. Вы же догадались, что они её не оставили в покое до сих пор? Иначе откуда этот взрыв? И вы…

Тут он запнулся. До него начало доходить случившееся.

– Нельзя было вам к ней