Читать книгу - "Слишком много привидений - Виталий Забирко"

— Ваш друг категорически настаивает на своей немедленной выписке. Я его прекрасно понимаю — больница не лучшее место для приятного времяпрепровождения, но и вы должны понимать, что травма черепа это не царапина, не ушиб, и хирургическое вмешательство здесь посерьезнее, чем при резекции желудка. Период реабилитации после подобных операций затягивается иногда на долгие месяцы, а то и годы…

Я протестующе выпрямился в кресле. Артамонов, похоже, собирался прочитать пространную лекцию, но я очень не люблю, когда меня принимают за полного профана.

— Минуточку, Василий Андреевич, — вклинился я в монолог хирурга. — При чем здесь реабилитация? Давайте рассматривать конкретный случай. Насколько я знаю, у Ступина не наблюдаются какие-либо посттравматические отклонения. Ни в психике, ни в мозговой деятельности, ни в координации движений. Или у вас другие данные?

Артамонов тяжело вздохнул.

— У меня нет полных данных о его здоровье, — с нажимом сказал он. — Комплекс исследования мозговой деятельности рассчитан как минимум на месяц, поэтому ни положительного, ни отрицательного заключения на данном этапе я дать не могу.

— Пусть так. Но отрицательных отклонений вы пока не выявили?

— Пока нет. Даже наоборот, если говорить о чисто внешней восстановительной симптоматике. Заживление раны, регенерация тканей, образование костного нароста прошли так быстро, как не бывает даже у беспозвоночных. Это настолько уникальный случай, что…

Артамонов запнулся.

— Продолжайте, продолжайте, — с усмешкой подбодрил я.

— Не в этом дело, — отмахнулся Артамонов и затушил окурок в пепельнице. — Сейчас речь идет об установлении окончательного диагноза, без которого я не имею права выписать пациента.

— Нет уж, давайте все-таки продолжим предыдущую мысль, — не согласился я с переменой темы. — Буду тоже говорить прямо, без обиняков. С точки зрения медицины столь уникальный случай быстрого выздоровления заслуживает детального изучения, долговременного наблюдения в стационаре, научных исследований. На нем можно защитить не только кандидатскую диссертацию, но и докторскую. Однако вам, Василий Андреевич, не приходит на ум, что между пациентом и подопытным животным существует громадная разница?

Лицо Артамонова пошло пятнами, но он сдержался.

— Я практикующий хирург, для которого прежде всего существуют врачебная этика и врачебный долг, — натянуто сказал он. — Именно поэтому не имею права выписать вашего друга. Случись с ним что-нибудь дома — например, кровоизлияние в мозг, — и меня отдадут под суд.

— Только вот этого не надо, — поморщился я. — В подобных случаях пациент подписывает заявление, что снимает с вас всякую ответственность за любые рецидивы. И все.

Артамонов порывисто встал, обошел стол, сел за него, пододвинул к себе какие-то бумаги.

— Делайте как хотите, — раздраженно пробурчал он, не поднимая головы.

— Вот и договорились.

Я тоже встал, еще раз окинул фигуру Артамонова взглядом и направился к выходу. Определенно мы с ним где-то встречались, и память об этой загадочной встрече меня неприятно беспокоила.

Владик сидел в палате один. Койка была аккуратно застелена, с тумбочки исчезли личные предметы — будильник, электробритва, зеркальце и прочая мелочь. Независимо от результатов моих переговоров, Владик не собирался оставаться в больнице.

— Зайди к завотделением, — сказал я, — подпиши бумаги, что ты снимаешь с них ответственность за свое здоровье. И — свободен.

— Давно бы так, — обрадовался Владик, подхватился со стула и поспешил к Артамонову.

Я взял полиэтиленовый пакет с вещами и вышел вслед за ним из палаты. Любопытно, куда это подевались Люся со Светой? Не успел я о них подумать, как сестры появились в коридоре отделения с лестничной площадки. Обе несли в руках по огромному букету белых и красных роз.

— Как дела? — издали поинтересовалась Люся.

— Выписывают. Через пять минут поедем. А цветы откуда?

— Это для медперсонала. Поблагодарить за лечение.

— Я спрашиваю, где вы здесь, на окраине, ухитрились раздобыть такие цветы?

— Где, где… Твоя домоправительница заранее на заднее сиденье положила.

Я промолчал. Не было ничего на заднем сиденье, когда мы сюда ехали. Сейчас Рыжая Харя цветы в машину подбросила, для нее это пара пустяков.