Читать книгу - "Всевышнее вторжение - Филип Киндред Дик"

– Должен ли я назвать твоё имя? – спросил он.

Она улыбнулась своей прелестной, словно пляшущей улыбкой, но на этот раз в её глазах не было ни лукавства, ни обмана, вместо этого в них светилась любовь, бездонные глубины любви.

Николай Булковский, одетый для данного случая в форму генерала Красной Армии, готовился произнести речь перед толпой верных партийцев, собравшейся на главной площади Боготы. За последнее время Колумбия стала страной, где набор новых сторонников проходил наиболее успешно. Если бы Партии удалось перетащить Колумбию в антифашистский лагерь, катастрофическая потеря Кубы была бы более-менее компенсирована. А тут вдруг появляется кардинал Римско-Католической Церкви, и не какой-нибудь местный, а американец, специально присланный Ватиканом, чтобы путаться под ногами у Партии. Ну чего они всюду свой нос суют? – спросил себя Булковский. Булковский. Он оставил эту фамилию и был теперь известен как генерал Гомес.

– Дайте мне психологический профиль этого кардинала Хармса, – обратился он к своей колумбийской советнице.

– Есть, товарищ генерал. – Миссис Рейс положила перед ним досье вредоносного американца.

– У этого типа мозги набекрень повёрнуты, – констатировал Булковский по изучении досье. – Он по уши влез в теологию. Ватикан подобрал не того человека.

Мы из этого Хармса узлы вязать будем, сказал он себе, очень довольный, что церковники так прошляпили.

– Сэр, – почтительно заметила миссис Рейс, – кардинал Хармс известен своей харизмой. Где бы он ни появился, он привлекает толпы народа.

– Если этот тип появится в Колумбии, – сказал Булковский, – он привлечёт на свою гнилую репу обрезок свинцовой трубы.

Высокий гость вечернего телевизионного ток-шоу, Римско-Католический кардинал Фултон Стейтлер Хармс, впал в свой обычный многословно-нравоучительный тон. Ведущий, давно уже порывавшийся его прервать – для остро необходимой рекламной врезки, – нервно ёрзал на стуле.

– Их политика, – глаголовал Хармс, – провоцирует смуту, столь для них выгодную. Беспорядки и недовольство в обществе суть краеугольные камни безбожного коммунизма. Позвольте мне привести вам пример.

– Мы вернёмся в эфир через несколько минут, – сказал ведущий, когда камера спанорамировала на его безликое лицо. – Но сперва посмотрите рекламу.

По экрану заплясал спрей-кэн идеального дезодоранта.

– А как ведёт себя здесь, в Детройте, рынок недвижимости? – спросил, воспользовавшись паузой, Фултон Хармс. – У меня есть определённые средства, а весь мой прошлый опыт показывает, что наилучшим объектом капиталовложений являются офисные здания.

– По этому вопросу вам лучше проконсультироваться с… – На камере загорелась красная лампочка, ведущий мгновенно сложил своё лицо в маску всепонимающей умудрённости и сказал хорошо отработанным, непринуждённым тоном: – Сегодня мы беседуем с кардиналом Фултоном Фармсом…

– Хармсом, – поправил Хармс.

– … Хармсом из Детройтской епархии.

– Архиепископальной епархии, – поправил Хармс, на этот раз – с явным раздражением.

– … Детройтской архиепископальной епархии, – послушно повторил ведущий. – Кардинал, не является ли это фактом, что в большинстве католических стран, особенно в странах Третьего мира, не существует заметного среднего класса? Что мы видим там по преимуществу сказочно богатую элиту и обнищавшее население, лишенное как образования, так и надежды на какие-либо улучшения в своей жизни? Не наблюдается ли своего рода корреляция между Церковью и таким крайне прискорбным положением?

– Ну, в общем-то… – растерянно промямлил Хармс.

– Позвольте мне повернуть этот вопрос иначе, – продолжил ведущий; он чувствовал себя совершенно уверенно, полностью контролировал ситуацию. – Не задержала ли Церковь экономический и социальный прогресс этих стран на многие столетия? Не является ли Церковь, по сути своей, реакционной организацией, все усилия которой направлены на обогащение меньшинства за счёт безжалостной эксплуатации большинства, организацией, спекулирующей на людской доверчивости? Вам не кажется, кардинал, что такая картина очень близко соответствует положению вещей?

– Церковь, – потерянно начал Хармс, – заботится о духовном благополучии человека. Она берёт за себя ответственность за его душу.

– Но не за тело.

– Коммунисты порабощают как тело человека, так и душу. – Голос Хармса постепенно набирал силу. – Церковь…

– Извините, кардинал Фултон Хармс, – прервал его ведущий, – но мы исчерпали отведённое нам время. Мы беседовали с…

– … освобождает человека от первородного зла. Ведущий взглянул на него с почти нескрываемой ненавистью.

– Человек рождён во грехе, – сказал Хармс, окончательно запутавшийся в своих мыслях.

– Благодарю вас, кардинал Фултон Стейтлер Хармс, – сказал ведущий. – А теперь посмотрите рекламу.

Хармс едва не застонал от отчаяния. Порою мне чудится, думал он, выбираясь из роскошного кресла, в которое его усадили, порою мне чудится, что я знал когда-то лучшие дни. Он не понимал, откуда берётся такое ощущение, но оно его не покидало. А теперь я должен лететь в эту задрипанную Колумбию, думал он. Второй раз; я уже был там однажды и сократил свой визит до последнего возможного предела. А теперь вот, пожалуйста, снова лети. Они дёргают меня как марионетку, туда-обратно. В Колумбию, домой в Детройт, потом, высунув язык, в Балтимор и снова в Колумбию. И я, кардинал, должен со всем этим мириться? Об меня же просто ноги вытирают.

Нет, думал он, пробираясь к лифту, это не лучший изо всех мыслимых миров. А этот дневной ведущий меня буквально оскорблял.

Libera me Domine, воззвал он в сердце своём, спаси меня, Господи. Почему он меня не слушает? – думал Хармс в ожидании лифта. А может быть, коммунисты правы и нет никакого Бога. А если Бог всё-таки есть, он оставил меня своими заботами.

Прежде чем отсюда улетать, решил он, я справлюсь у своего брокера насчёт офисных зданий. Если хватит времени.

– Ну вот, вернулась. – Райбис Ромми-Ашер вяло прошлёпала в гостиную и сняла пальто. – Врач говорит, что это язва. Дивертикул луковицы двенадцатиперстной кишки, говоря на их жаргоне. Нужно принимать фенобарбитал и пить «Маолокс».

– Болит? – безразлично поинтересовался Херб Ашер; он копался в своей фонотеке, разыскивая Вторую симфонию Малера.

– Ты не мог бы налить мне молока? – попросила Райбис, падая на диванчик. – Совсем почему-то нету сил. – Её лицо потемнело и заметно отекло. – И не ставь свою музыку громко, сейчас любые громкие звуки буквально лупят меня по голове. Почему ты дома, а не в магазине?

– У меня выходной. – Плёнка с записью «Второй» Малера наконец-то нашлась. – Я надену наушники, – пообещал он, – так что никаких звуков не будет.

– Я хочу рассказать тебе про мою язву, – сказала Райбис. – Я тут зашла по дороге в библиотеку и выяснила много интересного. Вот. – Она протянула ему большой конверт. – Я сделала распечатку одной недавней статьи. Существует теория, что…