Читать книгу - "Живые тридцать сребреников - Петр Ингвин"

Плачущую икону объявили подделкой и уничтожили. Христиане возмутились: «Где доказательства? Хотите, чтобы все просто согласились с вашими словами? С заключениями ученых, которых никто не знает, и результатами экспериментов, которых никто видел или просто не понимает, включая многих ученых? Почему проведены сложные опыты, которые нельзя перепроверить, и отринуты простые? Почему объект уничтожен, если он, по вашим словам, не чудо, а раскрашенная доска?»

В среде христиан началось тихое, а кое-где и громкое роптание. Их поддержали неверующие граждане, брожение умов захватило целые планеты. Многие переставали верить правительству, самые отъявленные и непримиримые во многих мирах объявляли власть в Столице личным врагом, а батюшку Виктора считали чуть ли не мессией и в любом случае — великим пророком и чудотворцем.

Он категорически возражал, но люди верили глазам, а не ушам. Он взывал к вере истинно верующих и к разуму примкнувших: он недостоин быть Божьим избранником, слаб волей и грешен мыслями. Не помогало. Люди хотели чуда и видели его там, где хотели видеть.

Батюшка Виктор превратился в угрозу властям. Вопреки желанию, он стал новой, быстро набирающей вес, альтернативной силой. Что будет дальше — знал каждый, для этого не требовалось «видеть».

— Надо что-то делать, — сказала Мира при следующей встрече.

— Все в руках Господа.

— Он помогает тем, кто что-то делает.

С этим батюшка Виктор не спорил.

Для властей он стал опасен вдвойне: старыми картинами, как талантливый художник-противник существующего порядка, и новой деятельностью в качестве «так называемого чародея и предсказателя», как о нем писали в инфомире с подачи комиссаров. Однако, отторжения, на которое рассчитывала антипропаганда, не получилось, история «плачущей картины» ежеминутно обрастала сотнями новых мифов, и понимание, что батюшку Виктора скоро отправят «на лечение», после которого он от всего отречется, висело в воздухе.

— Мне нужно исчезнуть, — решил он. — Тогда никто не пострадает.

— Как исчезнуть? — не поняла Мира.

— В прямом смысле.

— А что ты видишь в будущем? — Она осеклась: разве можно обратиться к батюшке как к прежнему приятелю, на ты?! — Простите, батюшка…

— Ничего, Мира, я понимаю. В первую очередь ты видишь во мне друга, и это хорошо. Будущее неопределенно, каждый раз я «вижу» разное. Для людей во всех мирах будет лучше, если я исчезну до того, как мой разум возьмут под контроль и заставят говорить то, что я никогда не скажу сам. Властям нужно мое покаяние в ереси и проповедь водных принципов. При следующем визите гвардейцев все это случится.

— Почему же они медлят? — Пришедшая следом мысль поразила — Неужели чего-то боятся?!

— Меня не тронут еще некоторое время, на это есть причина. Промедление противникам выгодно стратегически, их цель — не я, а христианство в целом. В комиссии по здоровью у нас есть свой человек, он по возможности играет на опережение: удаляет доносы и заявления, знакомит пришедших к Богу друг с другом и направляет людей туда, где им могут помочь. Он сильно рискует. В последнем сообщении сказано, что в отношении меня разработан план, я стал центральной фигурой большой игры. Какой именно — неизвестно. — Батюшка Виктор тяжко вздохнул. — Но я это «увидел». Мне специально дают время. Комиссия ждет, когда я наберу вес в галактической христианской общине, и тогда меня, как независимое от властей авторитетное лицо, используют для удара по неприемлемому для власти мировоззрению.

Мира почувствовала, как наворачиваются слезы.