Читать книгу - "Свет - Майкл Джон Харрисон"

— Я думала, ты решил остаться! Вчера ты говорил, что все в порядке, ты же сказал, что все хорошо!

— Мы же трахались, Анна. Все было хорошо, как я и сказал.

— Знаю. Знаю. Все было хорошо.

— Я имел в виду, что мне приятно было тебя трахать, и все, — проговорил он. — И это все, что я имел в виду.

Она сползла на пол в дверном проеме и села, подтянув колени к подбородку.

— Ты заставил меня поверить, что останешся.

— Ты сама в это поверила, — попытался убедить ее Кэрни.

Она сердито уставилась на него.

— Ты тоже этого хотел, — настойчиво ответила она. — Ты практически вслух это сказал. — Всхлипнув, она вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Ну ладно, — сказала она. — Мужчины всегда такие идиоты, такие пугливые. — Она неожиданно вздрогнула. — Разве тут не холодно? Ой, я уже совсем проснулась. Ты бы хоть чаю выпил. Это и минутки не займет.

Это заняло больше времени. Анна суетилась. Спросила, достаточно ли ему молока. Стала умываться, потом бросила. Оставила Кэрни допивать чай, сама пошла в ванную и включила воду. Потом он услышал, как она возится где-то в глубине квартиры. Открывались и захлопывались ящики.

— Я Тима недавно видела, — крикнула она. Намек был таким прозрачным, что Кэрни не потрудился ответить. — Он о тебе вспоминал.

Кэрни стоял на кухне, оглядывая утварь на полках и потягивая слабый «Эрл Грей». Он не выпускал из рук сумку, чувствуя, что если поставит ее на пол, то ослабит свою позицию. То и дело откуда-то из ствола мозга по телу расходились волны тревоги, словно некая очень древняя часть его организма способна была учуять Шрэндер задолго до того, как сам Кэрни услышит или увидит ее.

— Я пойду, — сказал он. — Анна?

Он вылил остатки чая в раковину. Подойдя к двери, он увидел, что Анна уже там и загораживает ему путь. Она оделась по-выходному — длинный кардиган с пояском и юбка якобы от Версаче — и у ног держала сумку. Она увидела, что его взгляд упал туда.

— Если ты уходишь, я тоже могу уйти, — вспылила она.

Кэрни пожал плечами и потянулся, нащупывая за ее спиной ручку йельского замка.

— Ну почему ты мне не доверяешь? — спросила она, словно заранее уверившись, что это и впрямь так.

— Ничего подобного.

— Да нет же. Я тебе пытаюсь помочь…

Он сделал нетерпеливый жест.

— …а ты мне не даешь.

— Анна, — быстро сказал он, — я тебе помогаю. Ты пьяница. Ты анорексичка. Ты постоянно болеешь, а в хороший день тебя качает, стоит на улицу выбраться. Ты и в известном-то нам мире едва выжить способна.

— Ах ты сука!

— Ну и как ты можешь мне помочь?

— Я не позволю тебе уйти без меня, — сказала она. — Я не позволю тебе открыть эту дверь.

Она стала его отталкивать.

— Анна, да господи же…

Он сумел открыть дверь и протиснулся мимо нее. Она выскочила за ним на лестницу, уцепилась за ворот куртки и не отпустила, даже когда он, спускаясь, поволок ее по ступенькам.

— Я тебя ненавижу, — выдавила она.

Он остановился и взглянул на нее. Оба тяжело дышали.

— Тогда зачем ты это делаешь?

Она закатила ему оплеуху.

— Потому что ты ни хрена не понимаешь! — завопила она. — Потому что никто больше тебе не поможет! Потому что ты никому не нужен, урод! Ты так глуп, что не понимаешь? Ты такой идиот?

Она выпустила его куртку и вдруг осела на ступеньки. Взглянула на него снизу вверх, но тут же снова отвернулась. По ее лицу текли слезы. Пока ее волокло по лестнице, юбка задралась, и он обнаружил, что смотрит на ее длинные тонкие бедра так, словно впервые их видит. Перехватив его взгляд, она сморгнула слезы и задрала юбку еще выше.

— Господи! — прошептал Кэрни. Перевернул ее на живот и вжал в холодные каменные ступени, а она уперлась спиной в его руки, всхлипывая и повизгивая.

Когда десятью минутами позже он оторвался от нее и побрел к станции метро, она просто следовала за ним.

* * *

Они встретились в Кембридже года, наверное, через два после того, как он украл кости. Он искал, кого бы убить, но тут случилась Анна и затянула его к себе в комнату. Усадила на койку, предложила бокал вина и стала показывать свои фотоснимки после недавнего приступа анорексии, нервно расхаживая вокруг в длинном кардигане на голое тело.

— Ты мне нравишься, но я не хочу с тобой сексом заниматься, — сообщила она. — Это нормально?

Для Кэрни, который, будучи порабощен фантазиями о Доме Дрока и выжат досуха обычными для таких случаев семяизвержениями, частенько произносил вслух те же слова, это было вполне нормально. Каждый раз, как ее кардиган распахивался при ходьбе, Кэрни вежливо улыбался и отводил глаза. Казалось, что Анна от этого психует еще пуще.

— Ты бы не мог просто поспать со мной рядом? — взмолилась она, когда настало время прощаться. — Ты мне правда нравишься, но я не готова к сексу.

Кэрни часик полежал, растянувшись рядом, затем, примерно в три утра, слез с кровати и стал бурно мастурбировать в ванной.

— С тобой все в порядке? — окликнула она приглушенным сонным голосом.

— Ты такой симпатичный, — сказала она, когда он вернулся. — Обними меня.

Он уставился на нее в темноте.

— Ты хоть на минуту засыпала? — спросил он.

— Ну пожалуйста.

Она перекатилась к нему. Стоило Кэрни ее коснуться, Анна застонала и отпрянула, выгнув зад и утонув головой в подушке; он принялся манипулировать ею одной рукой, а с собой управляться другой. Поначалу она попыталась подставиться, но он ей не позволил. Он удерживал ее на грани оргазма, слушая, как она короткими всхлипывающими вздохами сотрясает подушку. Он наблюдал за ней, пока эрекция не сделалась болезненной. Наконец двумя-тремя быстрыми круговыми движениями довел до оргазма и затем кончил сам — ей на копчик. Дом Дрока еще никогда не подступал так близко. Он никогда еще не чувствовал такой уверенности. И понял, что, подстраивая это, она сама преисполняется уверенности. Не поднимая головы от подушки, Анна сказала:

— Я правда не думала, что до этого дойдет, пока не дошло.

— Правда, что ли? — спросил Кэрни.

— Я из-за тебя вся липкая.

— Ты полежи, полежи, — приказал он, — не шевелись, — и насухо вытер ей копчик салфеткой.

С тех пор они повсюду появлялись вместе. Его привлекали ее остроумный выбор одежды, внезапные взрывы смеха, отстраненный нарциссизм. Ей было девятнадцать, и хрупкость ее натуры уже четко проявилась. Отношения с отцом, ученым с севера, у нее не складывались: тот хотел, чтоб Анна поступила в университет поближе к дому.