Читать книгу - "Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский"

Он сказал, что пять лет жил во Владивостоке, работал сапожником. Я понял, что Джей Те – шпион, но не сказал ему об этом. Он понял, что я его раскусил, и сделал вид, что плохо знает русский язык. Делать было решительно нечего и я, не попрощавшись, отошел.

Название китайского оружия мне не нравилось. Драконов я не люблю. Конечно, образованному, интеллигентному человеку ксенофобия не к лицу. Мне стало стыдно. И, правда, что я так встревожился? Обычное цветистое в духе восточных традиций название. Наверняка специалисты проверили безопасность применения пушки. Для китайцев, так же как и для нас, важно выиграть тендер. Они постараются произвести хорошее впечатление на западных наблюдателей и представителей заказчика. Да и шпионом Джей Те был давно и не здесь. В столице он – уважаемый мандарин. У него есть дипломатическая неприкосновенность и регистрация в полицейском участке. Это, видимо, от безделия и скуки я так реагирую. Пойду, сделаю что-нибудь полезное, например, проверю чистоту рук у полицейских в оцеплении.

Приехала комиссия заказчика, чины русского Генерального штаба и наблюдатели от Франции. Солдатики выгрузили и спешно расставили прямо посреди площади дубовые канцелярские столы и стулья с высокими спинками. Я подошел ближе. Ибрагимович заметил меня, но сделал вид, что не знает. Члены комиссии, штабисты, мандарины и французы расселись за столы. Свободных мест не было, я остался стоять. Солдатики вытянулись во фрунт. Зеваки перестали дышать. Стало слышно, как капли дождя падают на землю. Ибрагимович позвонил в валдайский колокольчик.

«Страшный дракон, испепеляющий врага огнем» плюнул в русское ночное небо. Он осуществил пуск ракеты. Что-то пошло не так, как планировалось. Пороховая ракета вместо того, чтобы, набирая скорость, мчаться к Селене, пронзительно засвистела и потеряла стабильность. К счастью для людей, Дракону всё же удалось выплюнуть ее на высоту нескольких метров. Ракета, выписывая замысловатые кренделя, металась по площади, рассыпая цветные искры.

Зеваки подумали, что это начался фейерверк. Они принялись кидать вверх шапки и кричать: «Ура!». Полицейские рефлекторно упали на землю ногами к центру площади и прикрыли головы руками. Господа офицеры за столами проявили железную выдержку: сидели сами и удержали на месте мандаринов. Я растерялся и в оцепенении глазел на происходящее. Около меня упал и зашипел в луже отвалившийся от ракеты стабилизатор. Ибрагимович проявил сообразительность и нырнул под дубовый стол.

Ракета с невыносимым скрипом ушла по дуге вверх и взорвалась. Загорелся купол Измайловского собора. Пожарных не было. Поджог не планировался, и пожарных не пригласили на стрельбы. Собор тушили всем миром. Через час купол собора сгорел. Здание удалось спасти. Пожарные так и не приехали. Китайский Император принес официальные извинения, сославшись на некачественные европейские компоненты ракеты. Кавалер Людмил Ибрагимович, председатель конкурсной комиссии, недрогнувшей рукой вычеркнул Китай из списка претендентов. Выстрел остался за Россией.

IX

Бахметьев орал на меня громко и самозабвенно. Он бегал по своему кабинету, потрясал в воздухе кулаками и орал. Я стоял, так как мне не предложили сесть. За моей спиной чувствовалась надежная крепкая стена кабинета. Я смотрел на ярящегося Бахметьева и решительно ничего не понимал. Разве это я разрешил в центе столицы китайцам запускать отнюдь не новогодние ракеты? Разве это я не подумал о необходимости пожарного расчета? У Бахметьева, по всей видимости, была другая точка зрения на произошедшую катастрофу.

– Мы доверили вам, господин Любарский, безопасность Империи! Вы же жили на Восточных окраинах Империи, знаете китайцев не понаслышке и должны были не самоустраняться, а поднять тревогу! Бить в набат! Для строительства этой чертовой суперпушки со всей страны собирали артиллерийскую магию, отдали в переплавку трофеи турецких компаний, и что? Что теперь, я вас спрашиваю, господин Любарский!? Сгоревший Собор на вашей совести, имейте ввиду – на вашей! Россия надеялась на вас!

Я был ошеломлен столь безапелляционными и бредовыми обвинениями в свой адрес. Меня втянули в авантюру, силой заставили изображать рыцаря плаща и кинжала, а теперь еще и обвинили во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях. Было горько и обидно.

– Пойдите в кабинет секретаря и напишите подробный рапорт о случившемся! Подробнейший, господин Любарский!

Я вышел. Горло перехватил спазм. Слезы выступили на глазах. Мужчине не приличествует проявлять слабость перед другими людьми… Особенно перед женщинами… Тем более, перед такой женщиной…

– Александр Стефанович, вы чай с пирожными будете? – спросила она, и мир обрел краски.

Мы пили чай из красивых чашек с государственной символикой России. «Подарок Императора», – невзначай проинформировала она. Ели золотыми ложечками вкуснейшие пирожные из Французской кондитерской на Невском. Она сидела напротив меня за журнальным столиком, таким маленьким, что наши колени соприкасались. Она улыбалась моему сбивчивому рассказу и жалобам на адмирала. Я чувствовал, что жизнь обретает смысл.

– Не стоит принимать так близко к сердцу слова Раифа Фанузовича. Он очень расстроен случившейся катастрофой. Вы мороженое любите? – она улыбнулась, и я понял, что мороженое я очень люблю.

Столик был настолько маленький, что ей пришлось убрать чайный сервиз. Шарики мороженого в хрустале выглядели очень красиво. Крымское шампанское, как положено, ожидало своей очереди в серебряном ведерке во льду. Она рассказывала очередную смешную историю из жизни Бахметьева.

– … Раиф Фанузович приказал матросам взять палки, высадиться на остров и набить птицы. Александр Стефанович, вы представляете, что они ответили?

Я не представлял. Я сидел, вдыхал едва уловимый аромат ее духов и млел от удовольствия.

– Матросы сказали, что не могут этого сделать. Мол, на острове от птицы ногу некуда поставить! – она заливисто засмеялась.

Рассмеялся и я действительно смешно – негде ступить!

Будто молния сверкнула в моей голове. Мозаика сложилась. Я в истинном свете увидел все, что было, есть и будет. Мне стало страшно.

Я встал. Она перестала смеяться и недоуменно смотрела на меня. Мне было очень плохо, но поступить по-другому не позволяла совесть. Медленно, как во сне, я подошел к двери адмиральского кабинета и взялся за ручку.

Бахметьев выслушал меня внимательно и молча. Он сразу же понял, в чем дело. Вызвал секретаря, и, едва она вошла, жестко бросил.

– Карету, срочно. Если спросят, я во дворце, – и, обернувшись ко мне, добавил, – господин Любарский, вы едете со мной!

По-прежнему лил мелкий противный дождик. Лил он давно, и площадь успела покрыться лужами. Зеваки стояли за двумя кольцами отцепления. Они пытались поверх полицейских или в щели между ними рассмотреть русское чудо – суперпушку.

Даже знаменитая московская Царь Пушка в сравнении с ней выглядела золушкой. Суперпушка весом в сто семьдесят тонн была гордостью оружейников. Ее огромный, длиной без малого тридцать