Читать книгу - "Меценаты зла - Павел Данилов"

Француз напоминал бывалого капитана, который подтрунивает над зеленым солдатом, который впервые выходит на серьезное задание. Поэт на это лишь дважды чихнул.

Все двери открывались от легкого толчка, и Громов начал беспокоиться. Отсутствие трудностей на пути обычно предвещает крупную проблему в конце.

– Интересно, далеко до поверхности? – спросил Жак.

– Не больше сотни метров, наверное, – пожал плечами Кирилл. – По идеи прямо над нами должно быть метро.

– Снова петлять, – вздохнул Жак, – как же мне надоели эти подземелья.

– Зато наверху про нас, наверное, уже забыли.

– У правительства Тайлы память о врагах проходит только вместе с их смертью, – горько сказал француз. – У нас это каждый обыватель знает.

– Жестокая планета, – вздохнул Поэт. – Она отравляет даже самые благородные сердца.

– Да-а, – протянул Громов с иронией. – Уже на орбите я без раздумий стал убийцей. – Помолчав, добавил: – Так удобно валить все на планету.

– В каждом городе люди немного разные, – поддержал Ивана Жак. – Что уж говорить о планетах.

– Все зависит от того, с каким настроем шла колонизация, – уверенно заявил звездолетчик. – Люди летели на Spes, чтобы работать. Много, трудно, самоотверженно. Большинство людей такие и есть – сильные и трудолюбивые. Систему Ганга колонизировали люди, желающие служить всему человечеству, любящие природу. И что получилось? На Индре живет четыре миллиарда здоровых, состоятельных людей, а на Кришне – девяносто миллионов лучшего населения человечества. Не зря Кришну называют планетой-аптечкой. Продолжительность жизни увеличилась вдвое, смертность уменьшилась в десятки. Потому что те колонисты мечтали о чистых планетах, которые станут опорой и прибежищем всего объединенного человечества. – Кирилл перевел дух и закончил монолог. – А на Тайлу летели гордые, самовлюбленные индюки, желающие затмить своим могуществом старушку Землю.

– А Марс и Луна? – с интересом спросил Поэт.

– Полуколонии. Луна – научная лаборатория. А Марс – загородный дом землян. Хотя для меня он значит многое: там я учился быть быстрее гепарда, сильнее медведя, выносливее мула и скрытнее ирбиса…

– Научили? – с улыбкой поинтересовался Жак.

Кирилл пожал плечами.

– Вряд ли это возможно. Но что-то я уяснил неплохо.

– А здесь чище, – заметил Поэт, когда они вышли в коридор.

– И воздух как будто свежее, – согласился с ним Жак.

– Вот и замолчали, – приказал Кирилл. – Не хватало еще из-за болтовни куда-нибудь вляпаться.

Француз сделал большие глаза.

– Поэт, ты не припоминаешь, кто нам только что устроил политически-нравственную экскурсию? – спросил он.

Иван засмеялся и резко смолк, когда Громов поднял руку. За поворотом виднелась полоска света.

– Погасите фонари, – прошептал Кирилл, доставая из петли плазматрон.

Друзья укрылись шелковым одеялом мрака. Жак взялся за парализатор и медленно зашагал следом за звездолетчиком. Безоружный Поэт шел замыкающим.

«Снова угрожать? Нападать на невинных людей? – размышлял Кирилл. – Все население заражено вирусом Рекса – страхом. И вряд ли с кем-то удастся договориться по-доброму».

Дверь была самая обыкновенная. Металлическая, негерметичная, с тонкой щелью около пола. Видимо, с той стороны нет порожка. Громов толкнул ее, потянул на себя – дверь была заперта. И что делать? Постучаться? Модуля доступа здесь не было. Похоже, эти помещения и бункер никак не связаны.

Ростислав Генрихович даже не представляет, насколько призрачна его защита. В один не очень прекрасный для Бункер-сити день кто-нибудь захочет узнать, куда же ведет шахта лифта. И окажется среди отлично функционирующих карантинных камер столетней давности. «Может, именно наш побег и станет поводом туда наведаться», – скривив губы, заключил Громов.

«Или это еще один бункер и никаких людей там нет?» Кирилл, не придумав ничего лучше, постучал.

И ему открыли.