Читать книгу - "Иные - Александра Яковлева"

Катарина рассудила, что и первый начал тоже он. Она схватила обоих и куда-то поволокла. Это было обидно, хотя не так обидно, как нападение Ансельма. Но Борух не сопротивлялся. Восторг пополам со страхом, которые он испытывал в присутствии Катарины, исчезли без следа, и теперь ему было просто все равно.

— Вы что, решили друг друга убить?! — восклицала она, стуча каблуками по лестнице. Борух глянул на Ансельма: тот хмуро смотрел себе под ноги. Хотел ли Борух его убить? Если бы хотел, точно не стал бы тянуть до обеда.

Они поднялись в общую гостиную, где уже собрались остальные. Ансельм, поведя плечом, вырвался из хватки Катарины и ушел к Далии. Сел рядом с ней, не глядя ни на кого. Борух тоже хотел бы сесть с Далией, но свободный стул остался только рядом с Квашней, поэтому он сел с Квашней. Во рту противно шаталось, Борух толкнул языком и выплюнул на ладонь передний зуб.

— Неслабо, — тихонько присвистнул Квашня, взглянув сначала на зуб, а потом на Ансельма.

Борух действительно чувствовал себя очень сильным. Непобедимым воином. Он хотел сказать об этом Квашне, но Катарина оборвала его на полуслове:

— Борух! Да что с тобой такое… — Она встала так, чтобы все ее видели. — Итак, вечером у нас гости. Все запомнили роли? Каждый должен показать свой самый главный талант. Девочки, вы решили, что будете петь?

— А про осень точно нельзя? — жалобно протянула Агнесс.

— Нет, про осень нельзя, — отрезала Катарина. — Я ведь уже объясняла: песня грустная, а у нас все-таки день рождения герра Нойманна. Нужно спеть что-то веселое и… популярное. Такое, что понравится генералу и гауляйтерам. Можно народное. После обеда жду вас на репетиции. А те, кто ничего, кроме драк, не умеет… — Она обвела гостиную пристальным взглядом и задержалась на Борухе. — Те разносят закуски и напитки. Все понятно?

— Да, фройляйн Крюгер, — нестройно затянули дети. Борух насупился и промолчал. Вообще-то, кроме драк, он умел играть в шахматы, но как это поможет, если на тебя бросаются с ножом или с кулаками?

— Тогда шагом марш на завтрак, — скомандовала Катарина. — Кроме тебя, Борух. Ты идешь со мной.

Все, даже Ансельм, унеслись в столовую. Борух проводил их тоскливым взглядом. Но Катарина притопнула ногой, и Борух поплелся за ней. Они прошли насквозь все крыло, миновали и кабинет герра Нойманна, и его комнату, и комнату новенькой Ани. В конце концов остановились у двери около лестницы, и Катарина открыла ее ключом.

Комната оказалась совсем пустой, почти без мебели. Простая односпальная кровать стояла изголовьем у окна. В углу громоздился старинный шкаф. Одинокий стул выгибал спинку рядом с единственной красивой вещью — маленьким туалетным столиком с круглым зеркалом и всевозможными расческами. Зеркало обрамлял деревянный венок из роз. Такие же розы, только живые, чуть увядшие, стояли на тумбочке у кровати. Эти розы из сада, догадался Борух, из той его части, к которой Катарина запрещала приближаться даже садовникам, не говоря уже о детях. Она очень любила свои цветы, никогда не срезала. Странно, что теперь они вянут в пузатой вазе.

Может быть, из-за цветов, а может быть, оттого, как тяжело и бессильно Катарина опустилась на стул, Борух понял, что эта комната принадлежит ей.

— Подойди, — поманила она, и Борух подошел.

Катарина достала из верхнего ящика туалетного столика аптечку. Отщипнула кусочек ваты и, промокнув спиртом, ткнула им в лицо Боруху. Спирт обжег ссадину на скуле, Борух дернулся, но выдержал. Боль уже не пугала, поэтому он просто стоял и терпел, пока Катарина закончит.

— Ты изменился, — сказала она, серьезно разглядывая его лицо. — После разговора с герром Нойманном. Почему?

Борух не знал, как объяснить то, что с ним произошло в кабинете у герра Нойманна, поэтому хмыкнул. Но Катарина ждала. Пришлось ответить:

— Просто я больше ничего не боюсь.

— Это герр Нойманн тебе сказал? — Ватка ткнула пару раз под ноздрей, и нос обожгло парами спирта. Борух задохнулся, закашлялся. — Ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались? — продолжала Катарина. — Повтори.

— Не разговаривать с чужими, не называть своего имени, говорить только по-немецки.

— Все верно. — Развернув к свету, Катарина снова придирчиво осмотрела его. Сказала, подбирая каждое слово: — Вечером будет много важных гостей. Не всем из них можно доверять. А ты тем более не можешь доверять никому, кроме меня и… герра Нойманна. — Последнее она произнесла как будто с сомнением. — В любом случае никто не должен узнать, что ты еврей. Только так мы сможем тебя защитить. Ты понимаешь?

Борух кивнул. На самом деле он совершенно не понимал, чего Катарина так переживает, но стоять здесь, в этой бедной комнате, больше не мог. С момента, когда к запаху увядающих цветов примешался спирт, здесь стало как в палате умирающего. В нетерпении он оглянулся на дверь.

— Ладно, — сказала наконец Катарина, — беги завтракать.

Спускаясь в столовую, Борух увидел в окно, как во двор замка въехало несколько грузовиков. Прислуга вышла им навстречу и стала разгружать бакалею, ящики с овощами и фруктами, сырами и колбасами. Хорошая штука день рождения, подумал Борух. Сам он уже забыл, когда именно родился. Возможно, он давно пропустил эту дату.

Позже, сидя на уроке антропологии, Борух решил, что теперь имеет право отметить день рождения, когда захочет. Хоть сегодня, почему бы и нет. Борух представил, что все эти вкусности в замок привезли специально для него, и настроение сразу улучшилось. Даже Эберхард, рассуждающий о трусливости и второсортности евреев, не смог его испортить.

В перерыве Боруха отправили намочить тряпку, чтобы вытереть доску, и только поэтому он увидел то, что увидел: как Катарина несет по коридору гигантскую перевязанную бантом коробку, а затем ставит ее у двери одной из комнат, коротко стучит и уходит, не дождавшись, пока кто-нибудь откроет. Борух замер на лестнице, занеся ногу над ступенькой. С такого расстояния было не очень понятно, что это за комната, у которой Катарина оставила подарок, но он уже и так догадывался. Кажется, герр Нойманн упоминал вчера о специальной доставке.

Дверь открылась, и из проема высунулась коротко стриженная голова Ани. Борух бросился вверх по лестнице, чтобы его не окликнули. Еще не хватало снова объясняться жестами! У него были дела поважнее. Когда он вернулся в класс, плакат с черепами евреев анфас