Читать книгу - "Первая академия. Том 2 - Amazerak"

что теперь? Мои люди убиты и в плену. Невообразимые потери! Я словно на войну приехал. Но на такое мы с вами не договаривались, Святослав Николаевич! Не договаривались!

Граф Фридрих Зейдлиц был уже не молод, он носил козлиную бородку и стянутые в хвост волосы. Шею его украшал вычурный платок изумрудного цвета с брошью, а пиджак с очень широкими лацканами выглядел, по мнению Святослава, слишком аляповато, как и вся западная мода.

Вот и сейчас Святослав смотрел на графа и думал о том, сколь безвкусно подобрана его одежда. Хотя, казалось бы, должен был думать совсем о другом.

Вчерашние события стали для Святослава трагедией. Он никак не ожидал, что Дубровский со своими подельниками обведут его вокруг пальца. Все, кто успел приехать в Ярославль, были уничтожены или взяты в плен, лишь шесть человек смогли спастись бегством.

Граф Зейдлиц тоже был очень недоволен. Он потерял более полусотни солдат и в неудаче этой обвинил Святослава. Сегодня баварец заявился в гости с требованием выкупить его людей и компенсировать потери. И вот они оба сидели в гостиной, и Святослав пытался придумать, как выйти из сложившейся ситуации. Пока это не получалось, да и мысли в голову не шли.

— У каждого дела есть риски, — проговорил с показным спокойствием Святослав. — Я не на прогулку вас позвал. Вы должны понимать это.

— Но не такие! Вы уверяли, что ваш план великолепен, что противник не сможет сделать ничего. Но ваш план оказался негодным. Вы подставили меня и моих людей. Вот как это выглядит в моих глазах.

— Уверяю, это не так, господин Зейдлиц. Простите, но вы излишне драматизируете. У нас ещё есть солдаты. Противник тоже потерял много людей. Мы должны ударить снова. Сейчас нельзя сдаваться.

Баварец рассмеялся:

— Что? Я не ослышался? Вы предлагаете мне послать на бойню других моих солдат?

— Ещё раз повторяю, противник понёс потери. Их не так много, как кажется. Ударим во второй раз — у них не будет шансов.

— Я уже слышал такие речи. Вы говорили это перед тем, как я послал туда своих солдат. И чем это закончилось? Я не буду опять посылать людей. А вы… Вы заплатите мне издержки и выкупите тех, кто попал в плен.

— Ну знаете ли… почему вы решили, что я должен это делать? У нас не было таких договоров.

— И что же с того? Это ваша вина, Святослав Николаевич! Вы впутали меня в это дело, а теперь просто говорите, ступайте вон! Но как так можно? Разве цивилизованные люди так поступают? Я полагал, что мы — друзья и союзники. Но вижу, что наш союз для вас — пустое место. Если так, то можете ко мне больше не обращаться за помощью. Никогда!

— Господин Зейдлиц, я понимаю вашу боль и ваше возмущение. Я знаю, каково это — терять людей. Я всё обдумаю и скажу своё решение в ближайшие дни. Надеюсь, мы с вами договоримся.

— Вот, слова разумного человека. Рад слышать, Святослав Николаевич. Я тоже рассчитываю, что мы придём к консенсусу.

Святослав посмотрел на отделанный мрамором камин и огонь, лизал брёвна. Огонь напоминал о враге, с которым никак не получалось справиться. «Я убью этого щенка Дубровского, я доберусь до него во что бы то ни стало, — думал Святослав. — Я уничтожу всех его друзей, всех, кто его покрывает. Они будут молить о пощаде».

И ведь узнали же откуда-то ярославские дворяне о планах Шереметева. Но откуда? Кто им сказал? Святослав был уверен, что это Орлов. Конечно же, он, кто ещё? Кроме членов семьи больше никто не знал о приезде в Москву Зейдлица. Орлов с Вяземским якшается, а Вяземский Дубровскому покровительствует. Всё ясно как день. Орлов тоже должен понести наказание за своё предательство.

Шереметев не знал, когда это случится. Зато прекрасно понимал, что лишился важного союзника. Что бы он сейчас ни предпринял, Зейдлицы никогда не простят ему потерю стольких солдат. Даже если заплатить по пять тысяч за каждого убитого — это мало что изменит.

Глава 17

В центре города было тихо, несмотря на субботний день. Редкие машины шуршали по слякотной мостовой, цокали копытами лошади, куда-то брели прохожие в серых пальто. Неспешное течение провинциальной жизни резко контрастировало с суетной Москвой.

Мы с Лизой прогуливались по бульвару, заходя то в один, то в другой магазин. Витрины так и манили мою спутницу всевозможными товарами, которые, в сущности, были не слишком-то и нужны. Но для Лизы это развлечение оказалось интереснее, чем цирк для детей, и мне просто приходилось таскаться следом.

Мы зашли в ювелирный, купили серёжки с жемчугом. Перекусили пирожными в небольшой кофейне, затем в парфюмерной лавке приобрели несколько недешёвых духов.

Сегодня мы отдыхали.

Лиза последние дни занималась оформлением доли в новом предприятии, заодно посетила металлургическую фабрику, пообщалась с управляющим. Завтра мне предстояло вернуться в академию, а моя попечительница собиралась остаться в Ярославле ещё на два-три дня, чтобы уладить все дела.

Выйдя из парфюмерной лавки, Лиза взяла меня под руку. Мы направились к театру.

— Здесь мы можем не волноваться о том, что нас увидят знакомые или слуги и начнут судачить, — вслух порадовалась Лиза. — Здесь я чувствую себя гораздо свободнее, чем в Москве.

— Я — тоже, — сказал я. — Спокойнее как-то. Там всем заправляют мои враги, а здесь и губернатор, и полицмейстер — друзья. Иллюзия безопасности.

— Почему иллюзия?

— Потому что Шереметева вряд ли это остановит. Он может напасть где угодно. Вдруг за тем углом, например, нас сторожат пятьдесят человек, которые прибыли сегодня утром, чтобы расправиться со мной?

— Ты меня пугаешь, — улыбнулась Лиза.

— Нет, просто хочу, чтобы ты была предельно внимательной. Мы перебили несколько десятков дружинников, но людей у Святослава по-прежнему много.

Мы дошли до угла дома, и Лиза настороженно осмотрела переулок:

— Обманываешь, там никого нет.

— Верно. Но расслабляться не стоит.

— Я понимаю, но я так устала бояться.

— Тебе бояться нечего. Ты — Оболенская. Вас не посмеют тронуть.

— Но как же ты? Я за тебя боюсь, не за себя.

— А я… Мне не привыкать.

— И много у Шереметево осталось дружинников?

— Если ему понадобится, он соберёт со всех городов целый батальон. Или наймёт новых стражников. В межсезонье это сделать непросто, но для