Читать книгу - "Драконья Игра - Наталья Корнева"

Кристофер вздрогнул под прикосновением его руки: чернильные пряди волос в беспорядке упали на лоб. Смиренно преклонив колени, аристократ склонил голову, и на глаза его приятной тяжестью легла черная повязка.

Та самая роковая, болезненная зависимость, что возникла без спросу, со временем выросла в нечто большее. Будет ли лорд ласкать или наказывать — он с наслаждением подчинится, он примет его волю с благодарностью, последует за ней до конца, до самого дна водоворота. Возможно, это неправильно, постыдно, грешно — ему всё равно. Правитель Ледума стал единственным центром тяжести, ядром его мироздания.

Против ожидания, лорд Эдвард не связал его, не обездвижил, а только лишил зрения, оставив ждать в темноте. В темноте, скрывающей щекочущее нервы присутствие зверя: прекрасного дикого зверя, приручить которого нельзя.

Почти бегом правитель вернулся на террасу. Ливень был интенсивным, при этом кратковременным: таинственный маг не собирался быть разоблаченным. Продержись заклятие ещё хоть немногим дольше, и его тут же вычислили бы. Но — в тщательно рассчитанный момент упали последние капли, и ночь затихла. Дождь закончился, в воздухе повис кровавый туман.

Большой серебряный кубок, однако, уже был заполнен доверху: тёмная жидкость густо переливалась через края. Ее было более чем достаточно, чтобы осуществить ритуал поиска. Более, чем достаточно — даже слишком много.

Содержимое кубка манило. Покуда драконья кровь хозяйничает в теле стража, он не в состоянии противиться силе жажды.

И он уступил ей, поднимая кубок к небесам, словно произнося демоническую здравицу. В конце концов, это была кровь Севиров, могущественнейших магов Бреонии, чей славный род когда-то дарил миру и беловолосых… давно, ещё до его появления на свет. Лорд Эдвард не знал, кто устанавливал правила, но, по-видимому, в мире мог пребывать только один беловолосый: пока он был жив, следующему не давали рождения.

Кровь скопилась в уголке рта и тонкой дорожкой стекала по подбородку.

Лорд Эдвард шагнул в комнату, как в пропасть, улыбаясь и бессознательно хватаясь за кнутовище, которого, как назло, не оказалось на месте — накануне он предусмотрительно не взял с собой никакого оружия. Правитель вспомнил — он хотел быть с ним нежным. Но нет, ни в каком виде не желал он больше нежности, не желал проявлять снисхождения.

Верхнее платье всё в крови, промокшее насквозь. В досаде правитель Ледума срывает его и отшвыривает в угол, но и на нижней рубахе уже проступают пурпурные кляксы. Заклинатель взбудоражен и зол, как черт: его глаза — черный оникс, лицо — бледный узкий клинок. Ярким пятном алеют губы, окрашенные цветом крови.

Видят боги, он не собирался связывать запястья, где под молочной кожей сливались узорами благородные синие венки. Не собирался, но, поддавшись очарованию этой затеи, дернул небрежно повязанный вокруг горла высокий фуляровый платок. Скомкав свободный узел, он стянул с шеи винного цвета шелк и со знанием дела скрутил в тугой жгут. Легкая струящаяся ткань в мгновение ока превратилась в его руках в подручное средство, каким при необходимости связывают пленных на войне. Этим вервием, будто тонкой красной лозой, тут же были оплетены и опутаны изящно заломленные запястья.

Некоторое время правитель со смешанными чувствами созерцал по его прихоти стоящего на коленях фаворита, связанного, с черной повязкой на глазах и вдруг спросил — медленно, роняя слова, как золотые монеты:

— Кстати. А где лилии, которые велел я послать тебе?

Не дожидаясь ответа, тягучим движением лорд Эдвард намотал волосы приближенного на кулак, а пальцы другой руки протолкнул глубоко в дыхательное горло, резко, будто натягивая перчатку.

Грубость эта не встретила сопротивления. Никто и никогда не смел быть с представителем высшей аристократии не то что грубым — хоть сколько-нибудь неучтивым, и непривычная бесцеремонность в обращении буквально парализовала его. От неожиданности Кристофер поперхнулся, но рефлекторное глотательное движение оказалось заблокированным и вызвало судорожный кашель.

— Тише, — холодно приказал лорд, нахмурившись. — Надо терпеть.

Слыша голос, который почти не мог узнать, Кристофер затих, боясь пошевелиться, боясь дышать, боясь снова закашляться и вызвать раздражение. Он был слишком устрашен, чтобы получать удовольствие, но, раз уж лорду-защитнику нравится наказывать, ничего не поделаешь — он примет и это, примет его пристрастие к жестокости в любовных играх. Слезы выступили на глазах, но черная повязка услужливо впитала их и скрыла от взгляда его мучителя.

Пальцы в глотке мешают дышать, мешают сглотнуть слюну, требовательно упираясь в стенки. Алмазы в белых перстнях чувствительно царапают слизистую. Как застрявшая в горле кость они не позволяют издать никакого звука, кроме придушенных стонов.

Руки были символом могущества боевого мага. Едва взглянув на них, по одной только форме пальцев, по манере держаться, опытный противник мог понять, чего ему стоит ждать в бою. Руки лорда Эдварда в желании власти были так же ненасытны, как и сам этот человек, рождённый единственно, чтобы побеждать.

— Твоё тело бьет дрожь, — пробормотал он со снисходительностью своевольного тирана. Глубокий голос заклинателя обрёл недостающую ему мягкость. — Полно, разве я не запретил тебе чертов страх… я тебя не обижу.

От этих ласковых слов в исполнении белого демона мороз продрал по коже не хуже, чем от угроз. Определенно, правителю нравится видеть его… наказанным?

Кристофер и сам не ожидал от себя такого, но полученный жесткий урок оказался в определенном смысле приятен. Остро ощущал он моральное удовлетворение мага, и то просачивалось в его собственное сердце, отдавалось успокоением и трепетной ноткой радости.

Лорд Ледума медленно вытащил и вытер мокрые пальцы о щеку аристократа — белую, как цветы жасмина.

Накопившуюся пену слюны инстинктивно хотелось сплюнуть на пол, но, подчиняясь какому-то наитию, Кристофер проглотил ее — всю до последней капли. И, слыша шорох распускаемого пояса, вновь послушно раскрыл рот.

Заметив это, лорд Эдвард усмехнулся и, не желая оправдывать ничьих ожиданий, одним движением вздернул приближенного с колен. Прекрасно очерченные губы, чуть тронутые краской вожделения — он поцеловал их властно, заставляя откинуть голову и выгнуться в его руках в дугу. Это был поцелуй принуждения, каким утверждают права, каким наказывают и лишают воли.

«Утоли мою тоску».

Кристофер почувствовал привкус крови на поцеловавших его губах.