Читать книгу - "Магнатъ - Алексей Кулаков"

— Для таких случаев уже давно придуман опросный лист. Уверяю: все, что вас интересует, в нем отражено.

— Постойте, что значит: не ваши люди? А чьи же тогда?

Долгин едва заметно шевельнулся, улыбаясь в темноте:

— Михаил Владимирович, это у вас сейчас простое любопытство или служебное?

Подполковник кашлянул, затем с облегчением вспомнил о сигарилле в своих руках. С благодарностью принял зажигалку и тихо извинился за проявленную бестактность:

— Прошу меня простить: в самом деле привычка, знаете ли…

— Я так и понял.

Подымив хорошим табаком, они еще не меньше часа стояли на месте, наслаждаясь тишиной и звездным небом. Ну или не наслаждаясь — но как ни прислушивался душитель свобод, ни единого звука из дома больше так и не услышал. А его спутник, такое впечатление, и в самом деле задремал, стоя при этом на ногах. Или нет?

— Думаю, теперь и мы можем навестить сию обитель скорби и греха.

Перешагнув порог дома, Васильев жадно осмотрелся, стараясь охватить всю картину в целом, невольно поморщился от странного химического запаха (да что там запаха — натуральной вони) в воздухе, с сожалением глянул на закрытые чем-то вроде матрасов (а снаружи еще и ставнями) окна, аккуратно обошел лужу, а потом и опрокинутую бадью. И довольно усмехнулся при виде пары мужчин, разлегшихся на полу в очень странных позах, вдобавок и с повязками на глазах. Третий сидел к нему спиной, но обижаться на такую невежливость гость даже и не собирался. Потому что хозяин был очень, ну очень, можно даже сказать — чрезвычайно занят. Тем, что торопливо изливал на бумагу все вехи своей трудовой биографии, с указанием фамилий подельников и наводчиков, заработанных сумм и иных ценностей, адресов скупщиков того самого, нажитого непосильным трудом… Ну и так далее. А чтобы он не устал или, упаси господи, не запамятовал чего-либо важного или мелкого, его нежно придерживал за плечи еще один гость незваный.

— Попались, голубчики!

Больше он ничего сказать не успел, увидев знакомый жест, призывающий молчать. Тем временем начинающий литератор неловко дернулся, поворачивая голову на новый голос, — и тут же слетел со стула от короткого и вроде бы даже и не сильного с виду удара. Немного полежал, приходя в себя, а затем та же рука, что отправила его на пол, вернула и обратно — причем все так же лениво и без малейшей натуги.

— Смотреть перед собой.

Даже ко многому привычного и еще больше повидавшего жандарма проняло от равнодушной жестокости, прозвучавшей в этих словах. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут, поэтому он просто начал смотреть по сторонам, выискивая дополнительные подробности. Вот еще один мужчина в странной черной одежде деловито разбирает на отдельные пластины непонятно-изогнутый металлический прямоугольник… Щит? Да еще и с прорезью в верхней части?.. Другой бережно сматывал тонкий провод со странной двузубой вилкой на конце. Третий… Михаил Владимирович оглянулся себе за спину, и поправился — четвертый. Интересно, откуда он взялся, если он видел снаружи только три тени? Впрочем, не важно. Четвертый буквально на минутку зашел, что-то шепнул Долгину и тут же вышел, умудряясь при этом передвигаться по половицам без единого скрипа.

— Руки.

Живо повернувшись в сторону стола, Васильев не без наслаждения пронаблюдал, как литератор тут же поспешно скрестил запястья за спиной, а затем, когда на них легла веревка, послушно улегся на пол, в изобилии усеянный мелкими и не очень осколками стекла. Всем троим надели мешки на головы, а на освободившемся столе аккуратно разложили два «Кнута», десяток бумажных пачек с патронами и удивительно замызганную «Плетку». Отдельным рядком — пять ножей и длинное трехгранное шило.

— Замер.

Один из братьев рискнул пошевелиться, чуть сгибая затекшие от долгой неподвижности ноги, и тут же сдавленно закхекал сквозь тряпичный кляп, содрогаясь всем телом — у сапога, что прилетел ему в бок, был удивительно твердый и острый носок. Подполковник тем временем плотоядно поглядел на солидную стопочку исписанных листов, увидел приглашающий жест Долгина и немедля проследовал с ним на свежий воздух:

— Собственно, мы с ними закончили. Ваши дальнейшие планы?

— Не совсем понял, Григо…

— Без имен, пожалуйста.

— Кхм, виноват. Так какие планы вы имеете в виду?

— Они нужны вам живые и на свободе или собираетесь посадить их в тюрьму?

— Пожалуй что второе. Этот ваш опросник, конечно, дело хорошее, но все же…

— Воля ваша. До утра за домом присмотрят, а там вы уж сами как-нибудь. Кстати, будете допрашивать, начните с самого старшего — остальные не то что грамоту не разумеют, они и двух слов толком-то связать не в состоянии.

Вернувшись в дом, жандарм первым делом прибрал чистосердечное и почти добровольное признание трех уроженцев Лифляндской губернии. Затем собрал в предупредительно оставленный поблизости мешок оружие, после чего довольно вздохнул — ночь определенно удалась. Повинуясь очередному жесту, он отступил в темный угол, где и наблюдал последний акт этой драмы: его спутник надел черную полумаску (мужчины в черной одежде носили немного другие, прикрывающие все лицо), тут же с голов захваченных латышей убрали мешки и подтянули их до сидячего положения, прислонив друг к другу. Потом выдернули кляпы и обманчиво-легкими шлепками взбодрили, подготовив тем самым к дальнейшему общению:

— Ну что, вы были хорошими мальчиками, и мы, как и обещали, оставим вас в живых. Люди ведь без рук живут? Живут, да еще как, даже детей строгать умудряются.

— Ты обещал!!!

Очередной легкий шлепок, после которого один из братьев на пару мгновений потерялся, напомнил о том, что кричать все же не стоит.

— Разве ж я соврал? Ни единым словом.

— Ты обещал.

Бывший писатель говорил тихо и исключительно по делу, поэтому репрессий не последовало.

— Очень уж на вас уважаемые люди обиделись. Наказать просили.

Все трое ощутили у своих шей холодную и весьма острую сталь, и в глазах двоих тут же появилась тоскливая обреченность — напротив них был такой же, как и они. Даже хуже: отнимающий чужую жизнь спокойно и расчетливо, словно выполняя давно привычную работу.

— Ну раз вам так дороги руки, будем прощаться? Да вы не бойтесь, тут кладбище рядом, так что похороним по-людски.

Третий брат все еще надеялся на лучшее, хотя его и самого уже отчетливо потряхивала мелкая дрожь:

— Мы сделали, что ты хотел. Обещал!

Долгин всей фигурой изобразил сомнение и раздумья.

— Тоже верно. Хм, пожалуй, есть для вас одна возможность. Если будете очень-очень хорошими мальчиками, может, и сдадим вас полиции. Целыми и почти здоровыми. Расскажете там о своих подвигах, сдадите подельников — и на каторгу с чистой совестью.

Подполковник в первый раз видел такое, чтобы три здоровых лба так откровенно радовались полиции и перспективе проехаться в Сибирь или на Сахалин.