Читать книгу - "Зона Справедливости - Любовь Лукина"

— Ну да! Обрадовать-то — надо… Нам с ней еще работать и работать! Читатели с утра оба телефона в редакции оборвали — номер экстрасенса спрашивают… А ты чего мнешься, не заходишь?..

— Паш, ты слепой, что ли?.. — вспылил тот. — Не усек еще, в каком я виде?..

— Забежал бы домой, переоделся…

— Домой?.. — Лешка посопел, болезненно поморщился, почесал затылок сквозь лыжную шапочку. — А, ладно!.. — решился он вдруг. — Будь что будет! Пошли!..

И твердым шагом направился к подъезду.

* * *

Следует отдать должное Миле, сенсационный номер Пашиной газеты да еще и с фотографией взволновал ее гораздо меньше, чем постигшее Алексея несчастье. Паша Глотов был даже слегка обижен таким невниманием к прессе. Жертву милицейского произвола немедленно сунули в ванну, а одежду ее — сначала в бачок с каким-то едким раствором, потом в стиральную машину.

Паше определенно срывали триумф. Вечно этот Колодников все испортит. Угораздило же их встретиться перед домом!..

Когда Алексей в просторном махровом халате (ранее принадлежавшем, будем надеяться, Милиному мужу, а не кому другому) ступил в кухню, рубашка его и носки уже сохли над газовой плитой, а с куртки счищались последние пятна грязи. Где сохли свитер и джинсы — неизвестно… Паша Глотов с кислой физиономией и оскорбленно выпрямленной спиной сидел у стола, на краешке которого тонко благоухал типографской краской авторский экземпляр газеты «Спокойной ночи!» Бросался в глаза подзаголовок рядом с портретом: «ЭКСТРАСЕНС УТВЕРЖДАЕТ: МИРОВАЯ АСТРАЛЬНАЯ ВОЙНА УЖЕ НАЧАЛАСЬ». Мила на фотографии выглядела загадочной и какой-то даже отрешенной. Не то что в жизни…

— Слушай, вас же там, наверное, не кормили!.. — всполошилась она. — Есть будешь?

— Я бы даже выпил, — хмуро сообщил Колодников.

Паша полез в наплечную сумку и выставил на стол бутылку сухого, несомненно, прихваченную, чтобы обмыть дебют.

— Мог бы взять и покрепче… — ворчливо заметил Алексей. — Я ведь теперь дебошир и алкоголик…

Паша поколебался и, несколько насупившись, вынул из наплечной сумки еще и бутылку водки.

Впрочем, стоило Колодникову завести разговор о своих злоключениях в камере, глаза Паши Глотова вспыхнули, и репортер, мигом излечась от хандры, включил диктофон.

— …Ну, кого смогли — перевязали… Вся вода питьевая из бутылок на промывку пошла… — безразлично и хрипловато, как и подобает отмотавшему срок, излагал Алексей. — Засов нам на двери отбили аж под утро… Ментов-то из ночной смены тоже побило… Ну, а утром, понятно, скандал, начальство понаехало… Хотели сначала драку в камере пришить — дескать, сами же друг друга и замочили, ну а как ее пришьешь, драку-то? Двери заперты, все отобрано, а раны, в основном, ножевые… Одна даже огнестрельная… Да тут еще двоим померещилось, что это их менты сами и лупцевали… Ничего ситуация, да?..

— Как же вас отпустили?.. — Слегка осунувшись, Мила с сочувствием глядела на Алексея.

— Ну это кого как… — нахмурившись, сказал он. — Кого в морг, кого в больницу, кого в какую-нибудь другую камеру. Там же не только за пьянку да за мелкое хулиганство сидели… Ну, а со мной им что делать?.. Сутки свои я уже отбыл, объяснение дал… Повезли к судье… Он на меня глянул — и отпустил… Иди, говорит… Жалостливый… блин!.. Ладно еще оперу своему на глаза не попался, Геннадию Степановичу…

— Почему? — спросил Паша, поднося рубиновый огонек диктофона поближе к Алексею. — Насколько я понял по твоим рассказам, мужик, он, вроде, неплохой…

— Да он-то, может, и неплохой… Хотя все они… Ну ты сам прикинь, Паш!.. Мало мне арки? Мало мне директора с охранником?.. Нет уж! Пусть сначала хотя бы пара расправ без меня пройдет, а там посмотрим…

— Ты думаешь, будут еще расправы? — жадно спросил Паша.

Алексей скривился, потом посмотрел на Милу, заставил себя улыбнуться, но тут же нахмурился вновь.

— Я не думаю, Паша, я знаю… — сказал он со вздохом.

— А знаешь — так рассказывай! Ты что, полагаешь, у меня пленка в диктофоне — с километр?..

Алексей еще раз взглянул на Милу, потом сделал над собой усилие и, пряча глаза, начал горестную историю о семейном скандале (в сильном сокращении) и вернувшейся к нему в ночном дворе оплеухе (с подробностями и выводами).

* * *

Пленка в диктофоне была на исходе, когда Колодников наконец умолк и возникла долгая неловкая пауза.

— Ну и как тебе сенсация? — желчно осведомился Алексей. — Хотел город на уши поставить? Ставь… Только условие прежнее: про меня — ни слова!..

— Слушай, старик… — молвил ошарашенно Паша Глотов, гася рубиновый огонек. — Этого нельзя публиковать…

— Вот те хрен! — Демонски всхохотнув, Алексей наполнил рюмки. Мужчинам — водку, даме — сухое. — Это почему же?.. Опять цензура?

Паша моргал, двигал ушами и вообще собирался с мыслями. Пришлось сначала выпить и закусить.

— Н-ну, видишь ли… — несколько неуверенно попробовал объясниться он. — Во-первых, того, что ты рассказываешь, не может быть…

— …никогда! — язвительно завершил его фразу Алексей. — То есть, иными словами, я — псих. Так?

Но Паша Глотов уже обрел присущую ему стремительность и самоуверенность в суждениях.

— Ты — очевидец, — изрек он. — А одному очевидцу, сам понимаешь, веры нет. Ты был под впечатлением момента, что-то не так понял, чего-то не углядел наконец… Пока ты говорил о райотделе — никаких претензий! Запертая камера, ментовский беспредел, невидимые убийцы… То, что доктор прописал!.. Но вот эта твоя байка с вернувшейся оплеухой… и вообще сама трактовка событий…

Ну не мерзавец, а? Значит, свидетельство господина Б. со слов господина К. можно давать не глядя и без сомнений, а тут вдруг сразу — веры нет!.. Почему, интересно…

— Даже если допустить, что ты ничего не перепутал, все понял правильно и докопался до истины… — несколько смягчившись, продолжал Паша. — Ты хоть сам-то понимаешь, насколько ты безжалостен?..

— Я безжалостен? — не поверил Колодников.

— Ну а кто? Я, что ли?.. Пойми, старик, ты лишаешь людей надежды! Ты уж мне поверь, я — газетчик, я знаю!.. Читателя нужно не стращать, читателя нужно заинтриговывать…

— Да кто стращает?..

— Дай договорить! Я тебя вон сколько слушал… Ну ладно! Допустим, опубликую. И чего я этим добьюсь? Паники? Не-а!.. Я добьюсь этим только того, что газета «Спокойной ночи!» растеряет всех своих грядущих подписчиков!.. Читатель должен чувствовать себя в безопасности… Или хотя бы знать, что опасность — отвратима!.. Будь мы еще какое-нибудь там религиозное издание… проповедуй мы близкий конец света… Да и то! Ты же ни одной лазейки людям не оставил — для спасения!.. Этого себе ни одна религия не позволяет!..

Кажется, Паша не притворялся — он был искренне возмущен. Странно… Неужели и он тоже кому-нибудь по молодости лет ребра покрошил? Вроде не драчун…