Читать книгу - "Чжунгоцзе, плетение узлов - Татьяна Никитина"

чиновник и попросил прийти помолиться за его больную дочку. Пока Йесу с учениками, окруженные толпой, шли, из дома чиновника прислали слуг сказать господину, что девочка умерла, и учитель больше не нужен. Но Йесу, желая ободрить отца, возразил: «Твоя дочь не умерла, а уснула. Не бойся, просто верь». Домочадцы посмеялись над Его словами: разве можно перепутать — уснул человек или умер? Но Йесу не обратил на них внимания. Он позвал в комнату родителей девочки и троих учеников…

— Скажи, шушу, неужели она вправду умерла?

— Да, Шань-эр. Но Йесу взял ее за руку, чтобы передать силы, и сказал: «Девочка, вставай!»

— И она села в постели! Я знаю, — рассмеялась Шаньхуа. — А Йесу сказал: «Покормите ее». Потому что она долго болела и проголодалась.

— И еще чтобы люди убедились в том, что она на самом деле жива, ведь только живой человек может есть.

— Я бы хотела, чтобы Йесу пришел ко мне и подержал за руку… — задумчиво проговорила Шаньхуа.

— Он и так все время рядом с тобой и держит в руках всю твою жизнь.

— Я это чувствую, — согласилась Шаньхуа.

— Шань-эр! Молодая госпожа, где ты?

— Кажется, тебя ищет Пинъэр.

— Да-а-а, я ведь обещала вернуться к учителю, когда отдохну немного… — вздохнула девочка.

— Так беги скорее. Нехорошо заставлять его ждать и огорчать матушку.

— Шушу, только ты непременно сегодня ко мне приходи, ладно? Ты ведь споешь мне ту золотистую песню?

— Золотистую? — переспросил Нежата. — Почему ты вдруг он ней вспомнила?

— Мне сегодня приснился сон такого цвета. Хочу еще раз послушать.

***

Поздно вечером Юньфэн позвал Нежату посидеть в их любимой чайной на берегу озера Сиху.

— Конечно, чаю можно было бы выпить и дома, — сказал Юньфэн, устраиваясь за столиком на открытой террасе. — Но здесь чудесный вид.

Нежата кивнул, и, чуть помолчав, возразил:

— Зато в твоем кабинете можно любоваться картиной Лян Кая.

— Ты можешь любоваться ею каждый день, а здесь мы бываем довольно редко. К тому же разве красота, созданная Творцом, не кажется тебе более достойной восхищения?

— Это разные вещи, — отозвался Нежата. — И подходят для разного настроения. Иногда хочется восхищаться непосредственно величием Творца и удивительной мудростью Его замысла, а порой возникает желание проникнуть в душу человека и увидеть, как он воспринимает дарованный нам мир, что он открыл для себя и что хочет рассказать нам.

— Мы можем сегодня полюбоваться и тем, и другим, — Юньфэн налил ему чай.

— Конечно, — согласился Нежата. Он не спеша выпил чай и продолжил: — В последнее время меня иногда охватывает беспокойство, и мне хочется все как следует рассмотреть и запомнить. Будто придется скоро со всем расстаться.

— Давно?

— Нет, несколько дней. Я не очень хотел сюда идти из-за странного предчувствия, будто должен кого-то встретить и что-то решить. А я еще не совсем готов.

— Ты всегда можешь остаться, — заверил его Юньфэн. — Никто не станет тебя неволить.

— Знаю. Но от этого только труднее принять то, что единственным верным решением будет вернуться.

— Почему?

— Потому что мое место там. Но ты не волнуйся: меня ведь никто не приглашает пока пуститься в далекие странствия.

— Твои мысли о возвращении точно смертельная болезнь, которая отравляет и делает острее всякую радость. И не знаешь, когда это прекратится, но знаешь, что конец неизбежен.

— Может быть, это и есть немного болезнь — тоска по родине? — улыбнулся Нежата. — А там, далеко, она обернется тоской о человеке…

— Что касается тоски по родине, я ничем помочь не могу, но горечь разлуки разделю с тобой вполне, — чуть усмехнулся Юньфэн.

— Какой-то неправильный разговор у нас получается из-за меня, — вздохнул Нежата. — Не нужно было и начинать…

— Ты всегда можешь рассказывать мне, если что-то тебя беспокоит, — возразил Юньфэн.

— Беспокоит то больше, то меньше… Не имеет значения. Думаю, это какая-то болезненная мнительность. До сих пор ничего не произошло, зачем волноваться зря.

— Зря или не зря, но не избежишь своего предназначения, и там, где ты должен быть, наконец, окажешься. На самом деле, меня тоже не оставляет беспокойство в последние дни. Потому я и привел тебя сюда. Хотелось увидеть с тобой весенний рассвет на дамбе Су. Он ведь всегда тебе нравился.

Они допили чай и неторопливо пошли в сторону дамбы.

Стоя на узкой полосе суши среди воды, они смотрели на светлеющее небо, на растворенные в предрассветных сумерках горы, на чистую гладь воды, и молчали. Наконец Юньфэн нарушил тишину.

— Чжай-эр, давай сочинять стихи.

— Я не такой уж мастер в этом деле, Юньфэн-сюн, — возразил Нежата.

— Не так ты и плох в сочинении, не скромничай, — отозвался Юньфэн. — Я начну? — Нежата кивнул. — Далеких гор касается рассвет, прозрачной кистью высветляя тень.

Нежата ненадолго задумался, оглядываясь по сторонам, точно желая найти нужные слова в ветвях разросшихся ив. Наконец он проговорил:

— Предвосхищенье дня сквозит в листве, в зеленовато-синей темноте.

— В прохладных складках сонной тишины смолкает перезвон стеклянных звезд, — ответил Юньфэн почти сразу.

Нежата спустился к воде, любуясь отражением бледнеющего неба в озерной глади и тонким лепестком луны.

— Осколок убывающей луны по водной глади не спеша плывет, — проговорил он.

— Ее челнок в светлеющих волнах уносит прочь рассеянную мглу, — чуть подумав, продолжил Юньфэн.

— Весенний ясный день приходит к нам свидетелем и вестником разлук, — закончил Нежата.

— Видно, от мыслей о разлуке никуда не деться, — согласился Юньфэн.

— А «перезвон стеклянных звезд» — это очень красиво.

— Но и это про разлуку, ведь звезды гаснут, движутся по небу…

— Они всегда возвращаются на свои места, Юньфэн-сюн.

— Чего не скажешь о людях. Пойдем?

— Давай еще постоим немного.

Когда они спускались с дамбы, их окликнули:

— Господин чжунчэн! Господин Не!

Это был очень светловолосый иноземец, Ао Юньфэн не был знаком с ним, но, заметив тревожный взгляд Чжайдао, Юньфэн насторожился:

— Ты знаешь его?

— Да, с ним я плыл на корабле, когда оказался здесь.

— Значит, наше беспокойство не было беспочвенным.