Читать книгу - "Нить неизбежности - Сергей Станиславович Юрьев"

В дверном замке лязгнул ключ, и в проёме появился брат Ипат, отягощённый двумя здоровенными чемоданами.

— Всё. — Он захлопнул за собой дверь. — Сегодня ночью отправляемся, с Божьей помощью. Только сначала придётся сыграть в ящик.

— Кому? — живо поинтересовался Онисим, втаскивая в комнату один из чемоданов.

— Нам обоим. Да успокойся ты — в ящик можно и живьём сыграть, правда, так дороже выходит, но нам с тобой деньги ни к чему.

— Ты бы толком объяснил, колдун хренов.

— В общем, придётся нам с тобой скосить под контрабандный груз. Здесь. — Он кивнул на чемоданы, — оружие и парашюты. Грузовой рейс на Сиар — в два часа ночи. Только нам придётся в ящики загружаться со всем нашим скарбом — в заколоченные и опломбированные, с надписью: «Не кантовать». С таможней я договорился.

— Хорошо, хоть не кантовать, — заметил Онисим. — А где парашюты достал и всё остальное?

— На рынке купил, у одного старшины в отставке. Правда, списанное всё, но выглядит как новое. Кстати, проверь — ты же в этих штуках разбираешься.

— Разбираешься… — Онисим открыл занимающий полкровати чемодан и обнаружил упакованный парашют в комплекте, крупнокалиберный пулемёт ПК-66 в разобранном виде, два пистолета, два цинковых ящика с патронами, контейнер с армейскими сухими пайками — недельный рацион, самшитовый боевой цеп — настоящий, хуннский, перевязь с метательными ножами и звёздочками, десантный гидрокостюм… — Ты что — на войну собрался?

— Это ты на войну собрался, — парировал Ипат, открывая второй чемодан, — его содержимое несколько отличалось от первого. Рядом с точно таким же парашютом лежали тщательно запаянные в полиэтилен камни, глиняные черепки, серебряные бляхи, книги, фигурки из красного и чёрного дерева… — Это тебе надо к своим прорываться, а я просто понять хочу, что там такое творится. Любознательный я, понимаешь ли… Считай, всё состояние промотал за пару часов.

Онисим хотел было ему посочувствовать, но не стал — у него возникло странное чувство, что всё это уже было, причём не один раз — и чемодан с оружием, и перспектива сыграть в ящик.

2 октября, 3 ч. 35 мин., 320 морских миль на юго-восток от Соборной Гавани.

— Ну, слава Роду, догадались наконец. — Волхв, мелко стуча зубами, с помощью Леси-Тополицы выбрался из ящика. Меховой комбинезон, шапка-ушанка и унты не спасли его от морозного воздуха — из грузового отсека в целях экономии была удалена отопительная система, и на высоте шести тысяч аршин днище и переборки покрылись тонким слоем изморози. — Давай-ка, девка, веди меня поближе к печке, а то околею раньше времени — что тогда Кудеснику скажете?

— Если ты, дедуля, копыта отбросишь, нам с тобой одна дорога, — успокоила его Леся. — Хочешь, отогрею? — Она обняла его костлявое тело и прижала к себе, так что раздался хруст позвонков.

— Пусти. — Он попытался вырваться, а когда объятия ослабли, заявил: — По мне тёплая печка лучше, чем тёплая баба. Восьмой десяток, слава Роду, разменял.

Леся уже открыла рот — сказать старику, что он ещё хоть куда мужчинка, но из хвостовой части отсека раздался неприятный скрежет. Десятислойную фанеру одного из ящиков в нижнем ряду вспорол изнутри какой-то клинок, слегка светящийся в полумраке. Леся выхватила пистолет и прикрыла волхва своей широкой грудью.

— Дедуля, дуй наверх, — скомандовала она, подтолкнув волхва локтем к лестнице. — И пусть Мал-Туробой сюда чешет!

Уговаривать старика долго не пришлось, и через мгновение тот уже бодро взбирался вверх — к распахнутому люку. Тем временем из стенки ящика вывалился кусок фанеры, и какой-то патлатый тип в футболке и парусиновых штанах начал протискиваться в образовавшееся отверстие.

Так. На борту посторонние — как минимум один. И промахнуться нельзя, а то ещё зацепишь какой-нибудь трубопровод или кабель — так и придётся добираться до места вплавь. Ещё двенадцать тысяч вёрст, или десять часов полёта на крейсерской скорости.

Когда она сочла, что цель на мушке и пора стрелять, патлатый «заяц» со странным ножичком в руке вдруг исчез из поля зрения. Не успела она проморгаться и оглядеться, как перед глазами мелькнула тусклая молния, и оказалось, что ствол пистолета аккуратно срезан.

— Спокойно, барышня. Нашла место стрелять. — Оказалось, что клинок, едва заметно светящийся в полумраке, уже приставлен к её горлу, а в спину, чуть пониже левой лопатки, уткнулось что-то твёрдое и обжигающе холодное. — Закрой глаза. — Блистающее в сумерках лезвие медленно проплыло перед её глазами сверху вниз, отделяя видимое пространство от невидимого, и вслед за этим расплывающимся блеском вниз опустились её веки. — Иди наверх и скажи, что гоняла крысу, гадину. Давно пора отсек обработать, а то не вымерзают, сволочи… — голос растворился в рёве двигателей, и она, тряхнув головой, сбрасывая с себя полусонное состояние, двинулась вверх по лестнице к открытому люку, в котором скрылся волхв.

Когда она закрывала за собой крышку люка, из которого нестерпимо несло холодом, к ней с громким топотом подбежал Мал-Туробой, а из-за его спины опасливо выглядывал волхв.

— Что там стряслось? — спросил штурман, явно испытывая облегчение от того, что обнаружил второго пилота живой и невредимой.

— Да так… Гоняла крысу, гадину. Давно пора отсек обработать, а то не вымерзают, сволочи! — гневно заявила Леся-Тополица, потирая закоченевшие ладони. — Как бы они Владык нам не попортили, — добавила она, вспомнив, что в семи длинных ящиках, сложенных особняком от прочего груза, спрятана Божественная Седьмица, деревянные изваяния — сёстры-близнецы Жива и Навь, одна — дающая жизнь, другая — отпускающая из жизни, Даж, Прах, Чур и Волос — владыки четырёх стихий, и Род, владыка времени и продолжения жизни. Кумиров везли, чтобы установить на благословенном острове, где должно было свершиться воскресение богов.

2 октября, 3 ч. 47 мин., 430 морских миль на юго-восток от Соборной Гавани.

— Эй! — Ипат постучал по ящику, соседствовавшему с тем, из которого вылез он сам. — Эй! Ты живой?

— Не Эй, а Ваше Благородие, — донёсся в ответ голос бывшего поручика. — Что, прилетели?

— Приплыли. — Ипат оглядел ящик, прикидывая, как вскрыть его без риска повредить содержимое. — Сейчас я тебя извлекать буду.

— Меня? Извлекать? — возмутился из ящика Онисим. — Я ещё не настолько примёрз. — От удара изнутри в фанере образовалась трещина, а после второго наружу проклюнулась рифлёная подошва армейского ботинка.

— Тихо ты, — остановил его Ипат. — Не шуми, а то нам раньше времени светиться здесь ни к чему.

Он аккуратно вырезал «Блистающим в сумерках» лист фанеры, в который раз поражаясь удивительным возможностям старинного клинка, и из образовавшегося проёма на обледеневший ребристый пол выкатился Онисим, прижимающий к груди ручной крупнокалиберный пулемёт.

— Ну тебя и скособочило, — заметил Ипат, пытаясь помочь товарищу разогнуть пальцы, примёрзшие к оружию. — Расслабься ты.