Читать книгу - "Беспамятный - Павел Балашов"

— Вот злонравия достойные плоды! Дорогая, обратите внимание, такое лицо у него становится, когда он еще что-то вспоминает. Видимо, лингвистические опыты пробудили еще маленький отрезок памяти.

— Это правда, Игорь? — проворковала Джоан настолько сладким тоном, что мне сделалось не по себе.

— Ага, — пришлось кивнуть. — Наверное. Ну, то есть да, ко мне вернулся еще один маленький кусочек памяти, но вот я понятия не имею, какое у меня при этом выражение лица и чем именно было оно спровоцировано. Так что подобные предположения и их соответствие истине мы оставим на совести доктора.

— Какие вы, джентельмены, загадочные… — протянула мисс Сейли, строя из себя «типичную цыпочку». — Вас не поймешь. А мы куда-нибудь сходим позавтракать? Знаете, сон на тверди всегда вызывает у меня зверский аппетит по утрам!

— Ничего себе утро? — изумился доктор.

— Ничего не знаю, — капризно надула губки мастер-техник. — Утро — это время между пробуждением и завтраком.

Я не выдержал, расхохотался. Доктор покачал головой, но улыбка залила его лицо от уха до уха. Джоан похлопала нам ресницами, как бы говоря «а что я такого сказала?».

— Что ж, не вижу причин не сходить позавтракать, — выдавил из себя Анри-Жак, перестав смеяться. — Тем более что у меня неподалеку есть замечательное кафе с очень приличной французской выпечкой.

— А был бы ты и правда французом, ты бы сказал что-нибудь из серии «с очень приличными круассанами» или, на худой край, просто «с очень приличной выпечкой». Сколько я знаю лягушкоедов — они жутчайшие пищевые шовинисты и считают, что кроме них никто готовить не умеет, — поддел я доктора, намеренно говоря по-русски.

— Надоел, — фыркнул Марат в ответ, на интере.

— Он опять сказал какую-то гадость? — поинтересовалась Джоан.

— Нет, дорогая, что вы! Наш друг просто продолжает считать, что он со мной пикируется, — ответил док и встал из кресла. — Что ж, идемте завтракать. Попробуете, что такое настоящая выпечка, мисс. В ваших краях такого не приготовят, о-ла-ла!

— Я, наверное, поверю вам на слово, Анри-Жак, — рассмеялась мисс Сейли.

— Да, конечно, доктор, я тоже поверю вам на слово, — улыбнулся я, стараясь показать Марату, что наша пикировка закончена.

— А у тебя, маленький беспамятный негодяй, просто нет другого выхода, — нарочито серьезно рявкнул в ответ доктор. — К выходу!

— Так точно, — бодро гаркнул я, сцапал в охапку Джоан, и мы пошагали наружу.

Я никогда не жаловался на реакцию, знаете ли. И док, по-видимому, тоже. Поскольку когда мы вышли на крыльцо, и я узрел черный вэн, стоящий припаркованным на дороге, максимально близко к выходу, первое, что пришло в мою бестолковую башку, явно было абсолютно рефлексивным. Я сдвинул Джоан и Анри-Жака себе за спину левой рукой, а в правой уже искал возможную цель пистолет.

— Хватит нервов! — раздался из машины до рези в ушах знакомый голос, усиленный внешней звуковой системой. — Я пришел всего лишь поговорить!

— Ага, конечно. Вот выходи, и поговорим! — гаркнул я.

— Птичка, хватит нервов. Поверь, я могу доставить тебе гораздо больше неприятностей, чем ты мне! — ответили из машины, и, словно подтверждая данный тезис, рядом остановился близнец первого вэна. Только бортовая дверь уже была сдвинута, и в мою сторону пялился тяжелый скорострельный плазмомет.

— Ну что, убедился? — осведомились у меня. — Опусти ствол, давай поговорим, как взрослые люди. Надоел этот детский сад.

— Док, — сказал я очень тихо себе за спину. — Засунь-ка мисс Сейли в дом, и сам засунься. А я тут пообщаюсь…

Из-за моей спины кашлянули, явственно желая в чем-либо со мной не согласиться, но следом скрипнула дверь, и в нее изнутри стукнули небольшим острым кулачком, судя по звуку.

— А сам, — поинтересовался я. — Сам чего не?

— Не оставлю, — хрипло ответил доктор из-за моей спины.

— Ну так что, Птичка, — пролаял громкоговоритель, — поговорим?

— Вылезай, — крикнул я, опуская пистолет.

— Ну вот и умница, — и в этот момент на втором вэне закрылась боковая дверь, пряча стрелка за собой, но при этом и скрывая нас от него. И то хлеб…

Из первого авто вылез Шухер. Растолстевший, коротко стриженный, лоснящийся от довольства жизнью, на первый взгляд. Но — только на первый. Запавшие глаза, до сих пор красноватые, несмотря на препараты, подсказали мне, что скорее всего «бедняжка» плохо спит и много нервничает. А это просто замечательно, с моей точки зрения.

Он все так же вызывает у меня желание плюнуть ему в рожу, подумал я, наблюдая за тем, как Илья Штрауб, он же Шрам, он же Шухер, по дорожке шлепает от машины к дому. А еще я пытался понять, какого же черта я не стреляю. С такого расстояния не промахнусь — дабл в голову и нету жабы. Чего же я жду?

— Не вздумай, — свистящим шепотом из-за моей спины сообщил мне док. — У нас дома лаборатория, в которой твоих воспоминаний на три пожизненных. И ты в розыске в десятке миров. И мне эти проблемы ну вообще не упали, Игорь, понимаешь?

— Не переживай, — так же вполголоса фыркнул я, — не буду.

Тем временем Шухер подошел на дистанцию метров пяти и остановился, скрестив на груди руки.

— Здравствуй, Игорек, — начал он. — Тебе, наверное, дико интересно, почему я прилетел сам, а не прислал очередных головорезов?

— Мне наплевать, — ответил я негромко. — Те, кого ты присылал по сию пору, офигенно высоким профессионализмом похвастаться не могли. А патронов у меня много.

— Много, Игорек, много, согласен, — закивал Шухер. — Только не надоело тебе еще, как загнанный зайчишка по всей Галактике скакать? Рано или поздно ведь закончится везение твое, Птичка. И подрежут нашей пташке крылышки, ой как подрежут, да и клювик могут обломать, а?

— Могут, — не стал я спорить. — Но вот в отличие от тебя у меня дохренища шансов выйти отсюда живым. А вот твои стремятся к отрицательным величинам, Шухер.

— Моя фамилия Штрауб, — прошипел он, меняясь в лице. Ну да, он еще пять лет назад невзлюбил это прозвище.

— Да хоть Пшездецкий! — фыркнул я в ответ. — Мне наплевать. Ты Шухером был, Шухером и помрешь.

— Не хами, Игорек, — он отчетливо начинал заводиться. — Ой, не хами. А то я ручкой сделаю, и вместо меня пушки заговорят!

— Мне насрать, ты разве еще не понял? — изумился я напоказ. — Мне же удобней. Первым выстрелом меня явно не свалят, ты мешаешься. А я не промахнусь, твоя туша слишком жирна и слишком близка. Так что этот размен будет в мою пользу всяко. Заодно наконец кончится вся эта гонка. Ты ведь прав, Иля, она мне преизрядно осточертела. Давай покончим с этим сейчас, ага?

— Ты не будешь стрелять, Соловьев, — посерьезнел вдруг Шухер. — Ты же гребаный рыцарь, да. Я безоружен, я пришел к тебе говорить, ты просто не выстрелишь. Не сможешь. Я помню. Именно ведь из-за этого ты столько раз влипал в неприятности…