Читать книгу - "Серые Рыцари - Бен Каунтер"

— Ни одна гробница в городе мертвых не открывалась уже четыреста лет, — произнес Дурендин. — Орден хотел бы оказать Аларику большую поддержку — особенно теперь, когда с ним нет Лигейи. Но Аларик, как и все мы, знает, что и в лучшие времена сил ордена не хватало на все. А сейчас, когда открылось Око Ужаса, на счету каждый Серый Рыцарь. Мы признаем, что угроза появления Гаргатулота реальна, и надеемся, что меч Мандулиса поможет Аларику, раз не в силах помочь его братья, воюющие у Ока Ужаса. Я бы хотел лично сказать это брату-капитану, но уверен, ты передашь ему мои слова.

Генхайн понимал, что Дурендин все это мог высказать Аларику лично, через астропатов. Тот факт, что капеллан не стал прибегать к их помощи, подсказал Генхайну, что Дурендин не надолго задержится на Титане.

— Да пребудет с вами Император в Оке Ужаса, капеллан, — произнес Генхайн.

— Пусть тебя ведет по Шлейфу Его свет, правосудор, — ответил Дурендин.

Они спустились к подножию саркофага, и крышка вновь закрыла тело древнего грандмастера. Два Серых Рыцаря в полном молчании отправились в долгий обратный путь на поверхность Титана.

У поддавшейся Хаосу Лигейи не осталось шансов на спасение.

Как только «Рубикон» прибыл на Япет, Лигейю усыпили и погрузили в стазис. Это состояние длилось до тех пор, пока команда дознавателей с Мимаса не заперла ее в самой надежной камере из всех, что были у Ордо Маллеус. Это помещение берегли для пленников, одержимых самыми сильными демонами. Камера висела на низкой орбите над темной стороной Мимаса и была закреплена на поверхности длинным металлическим кабелем. Единственный путь в мрачный металлический куб лежал через сервитора-перевозчика: он, подобно насекомому-паразиту, карабкался по кабелю и присоединялся к шлюзу в нижней части куба.

Сооружение состояло из камеры и комнаты наблюдения. В нем имелся достаточный запас кислорода и топлива, чтобы поддерживать жизнь в заключенном, но оба этих источника в случае необходимости мгновенно перекрывались. Кроме того, помещение было оборудовано полным комплектом приборов, позволявших проводить интенсивные допросы, оказывать на пленника как физическое, так и психическое давление — вплоть до девятой, самой опасной степени.

В эту камеру не сочли необходимым поместить Валинова: он никогда не проявлял ни малейших признаков психической активности. Но, учитывая обстоятельства его спасения, Конклав решил запереть Лигейю в самом надежном из всех имеющихся помещений.

Инквизитор Никсос знал Лигейю. И как всякий нормальный человек, почти не имел шансов добиться успеха в допросах. За долгую службу инквизитор привык к мысли, что его коллеги и знакомые тоже могут впасть в ересь и стать опасными для Империума. Никсоса не раз призывали для допросов бывших друзей; в недрах Мимаса заживо гнили несколько его бывших соратников, высокопоставленных инквизиторов.

Старик понимал, что страшнее трагедии падения перед Врагом для служителя Империума может быть только то, что павшего не передали в руки правосудия. Потому конклав Ордо Маллеус без раздумий доверил именно Никсосу вести дознание Лигейи.

Кабина сервитора-перевозчика была рассчитана на двоих человек. Никсос ощущал, насколько сильно она пропиталась страхом и отчаянием всех тех инквизиторов и дознавателей, кто совершал поездки для общения с демонами в человеческом облике. Иллюминаторы кабины выходили на изрезанную скалами голую поверхность Мимаса и в черное небо, над которым нависла многоцветная туша Сатурна.

— Командование Мимаса дало разрешение, инквизитор, — произнесла сидящая рядом Хокеспур — красивая молодая женщина, которую переманили в команду Никсоса из Коллегии Тактики гавани Святого Джовьена.

Ее молодое красивое лицо было отмечено несколькими незажившими кровоподтеками, а при ходьбе красавица опиралась на трость. Хокеснур едва избежала гибели во время неудавшейся казни Валинова. Усиленная коррекция, проведенная по просьбе Никсоса, залечит видимые раны, но глубокие отметины в душе после встречи со злобным и хитрым врагом останутся надолго.

Никсос и сам едва не умер в тот день. Если бы не резервные внутренние органы, кинжал культиста смерти мгновенно убил бы пожилого инквизитора. Никсос постарался прогнать ужасные воспоминания. Нет смысла размышлять о близости смерти, иначе можно провести в страхе всю оставшуюся жизнь.

— Пусть нас поднимут, — откликнулся Никсос.

Хокеспур нажала кнопку на панели управления, и сервитор начал карабкаться вверх, покачиваясь на ходу. Сервосистемы Никсоса загудели, смягчая движение. Уже более тридцати лет старик не имел возможности передвигаться своими силами — с тех самых пор, как культисты едва не расчленили его тело, принося жертву богам. Тело Никсоса осталось искалеченным, но разум стал более проницательным. Никсос увидел все, что происходило в головах этих людей. Он понял, что сотворил с ними Хаос, и разглядел знамения, скрытые от них самих завесой невежества. Увидеть такое и выжить — на это могло хватить сил только у инквизитора.

Сервитор добрался до верхнего конца кабеля, и металлический лязг оповестил о стыковке с летающей камерой.

— Мы на месте, — передала Хокеспур на Мимас по вокс-связи.

После недолгой паузы одна из стен транспортной кабины плавно отъехала в сторону.

Никсос и Хокеспур оказались в небольшой комнате дознавателей. В ней стояли несколько панелей регистраторов и мониторов, демонстрирующих жизненные показатели пленника. Воздух здесь был холодным, но не свежим — он отдавал металлом и едва годился для дыхания. Сквозь единственное окно была видна камера арестанта; туда же вела и узкая дверь, так что дознаватели могли войти к пленнику и разговаривать лицом к лицу.

Пленником была инквизитор Лигейя. В простом костюме цвета слоновой кости, которыми Мимас снабжал арестованных, она свернулась в углу камеры на выложенном белыми плитками полу. Ее длинные волосы — как помнил Никсос, всегда тщательно причесанные — теперь растрепались и липли к лицу тонкими седеющими прядями. Никсос никогда не видел, чтобы она выглядела настолько старой.

Лигейю била дрожь. В камере было холодно, и по распоряжению Никсоса пленницу некоторое время не кормили. Почти все время ее держали на грани сна, но остатков сознания было достаточно, чтобы чувствовать дискомфорт.

Никсос устроил свое наполовину механическое тело на стуле. Он до сих пор ощущал глубокие раны, словно кто-то колол его изнутри тупым ножом.

Жизненные показатели Лигейи были стабильны. Ее сердечный ритм отражался мерцающей линией на одном мониторе; два других показывали состав крови и температуру тела. Лигейя замерзла, устала и проголодалась.

Никсоса удовлетворило такое состояние пленницы.

— Разбуди ее, Хокеспур,— равнодушно произнес он.

Хокеспур взяла из ящика на полке шприц-пистолет, набрала код на замке двери и вошла в камеру. Никсос наблюдал, как она вводит в горло Лигейи дозу стимуляторов. Лигейя вздрогнула, вздохнула, затем перекатилась на спину, неожиданно широко распахнула глаза и приоткрыла рот.