Читать книгу - "Право на меч - А. Л. Легат"

нужно, – добраться до тайного склада.

Мой собеседник не отвечал все с тем же наглым видом. Едва отряд показался на дороге, я снова обратился к всаднику, приглушив голос:

– После разговора его придется отпустить. Пусть селяне считают, что мы напали на ложный след. Так они не успеют предупредить своих.

Бастард нахмурился:

– Кто тебя учил?

Если бы мне приставили стилет к горлу, я бы почувствовал себя в большей безопасности. Я опустил лицо, чтобы не выдать страха.

– Что вы! Это все идея сержанта Тувира. Когда мы обсуждали…

– Мне он такого не говорил, – проворчал бастард.

«С тобой и мать родная говорить не захочет». Меня выручил отряд: отца семейства не привели, а притащили в шесть крепких рук.

Бедолагу допрашивали больше часа. Меня держали в стороне. Я выдохнул, когда увидел, как потрепанный крестьянин возвращается к себе домой. И смотрел, как ему на шею бросается жена, а у ног ревут дети.

Встречал ли я когда-нибудь своего отца? Так, со слезами радости. Или хотя бы теплой улыбкой. Заслужил ли он хотя бы одну из них, раз уж на то пошло?..

– Эй, – присвистнул мне один из чужого отряда, – мы валим. И ты шевелись.

Когда мы вернулись на тракт, я шел рядом с чужой кобылой, стараясь поспевать и не сетовать по поводу Карего.

– Что он сказал? – поинтересовался я как можно учтивее.

Бастард намеренно раздражал само мироздание, то роняя ненужные и заносчивые фразы, то сохраняя томительное молчание.

Крыши деревни остались далеко позади. А затем вовсе скрылись из вида. Только тогда всадник заговорил:

– Здесь две дороги, – бастард приложил ладонь ко лбу, смотря вдаль. – И на север поворачивает только одна.

И, черт возьми, кажется, этот негодяй едва улыбнулся. Возможно, даже мне.

Я оглянулся, мысленно поблагодарив Финиама, селян Камня и всех перебежчиков Волока. И снова был полон надежд: на то, что мне не соврали и что сержант не решится меня повесить, если мы просто так проведем еще сутки в дороге.

Видит само небо – надеждами я был сыт по горло.

Тот же день, в лагере Восходов перед сборами

– Что скажешь? – Я в нетерпении покачивал ногой, сидя на борту телеги.

Мы смотрели на примерную карту местных дорог и сел. Так себе карта, признаться. Попробуй-ка нарисуй что-то дельное старой палкой на подмерзшей грязи! Рут потер кулаком лоб.

– Если все, как ты говоришь…

– Да быть иначе не может, пойми! – вспылил я.

Хоть всегда оставалось место ошибке, промаху, недочету. Но я слишком устал думать о них, прозябая в этой глуши.

Рут выхватил палку из моей руки, я не жадничал. Приятель сел на корточки, не задев сапогами линий на земле, и провел новую черту.

– Здесь.

– Во-от, ты тоже заметил? – Я растер озябшие руки. – Вместо того чтобы впустую топтать север, выискивая лагерь…

– Мы можем поймать их здесь. – Рут кивнул, перебив меня. – В перелеске, у тех заросших полей, помнишь? Они пойдут с припасами по главной дороге, чтобы вернуть селам часть урожая, – палка очертила небрежный круг, – и точно не будут нас ждать.

Я подхватил:

– Именно! Кто вообще сунется в уже ограбленное ими же село? Чего там брать, скажи? – Я соскочил с телеги и обошел карту с противоположной стороны.

– В конвое не должно быть много людей… – начал приятель.

Я закончил за него:

– …но точно будут те, кто захаживал в лагерь!

Мы переглянулись. Рут ухмылялся так, будто мы уже открывали бочки с награбленной сливянкой.

– Во имя всех матушек на земле, дружище. Двух отрядов нам хватит за глаза! Если сержант не даст добро, можешь от меня ему передать, что он законченный болван. – Рут зачесал волосы на затылок. – За такую правду не грешно и быть повешенным!

Мы посмеялись. Меня несло:

– Спасибо, Рут. Ты лучше любого гувернера, честное слово! Я уже говорил? – Я с благодарностью схватил друга за плечи и встряхнул. – Больше никакого голода и нищеты, к дьяволу! Сегодня, в этот день, в этот час, – я с торжеством поднял кулак к лицу, – и начнется история второго похода! Пойду обрадую наших – ребята будут в восторге.

Рут вдруг вцепился мне в предплечье и не дал уйти, сделав скучное лицо.

– Не спеши. – Приятель оглянулся в сторону лагеря. Грустная мелодия свирели добиралась и сюда. – Если хочешь, чтобы тебя уважали, не стоит выкладывать все и сразу.

– Что?.. Да с чего ты взял, что я жажду их уважения?

Я посмеялся и сложил руки на груди. Приятель поднял брови с таким видом, будто все знает лучше меня самого.

– Тогда зачем тебе им докладываться? Пустое дело, как по мне.

Кажется, я спорил больше из-за того, что боялся: Рут снова оказался прав.

– Так же нельзя, – я неуверенно пожал плечами. – Мы на одной стороне, у нас общее дело…

Рут скинул палку на землю. Затем покачал головой, будто я совершил страшную глупость.

– Только свой желудок, помни, – приятель легко ткнул меня кулаком в бригантину. Кажется, ближе к легкому, чем к животу.

Мимо прошли солдаты Восходов, обнимаясь и напевая нескладную песнь. Я возмутился:

– Зачем хранить секреты от тех, кто прикрывает мне спину?

Рут вздохнул и посмотрел на небо. Славно, что не припомнил матушку.

– Если так вдруг и выйдет, что ты попадешь в капралы, тебе там не продержаться и пары дней, попомни мои слова.

Мы помолчали. Чертова свирель начинала меня раздражать.

– И что ты предлагаешь, Рут? Лгать, как последний лавочник?

Приятель достал флягу, взболтал ее – та оказалась пустой – и уклончиво ответил:

– Не солгать, а поведать только лучшее. Ну, лучшее из всего того, что ты сделал.

– А остальное?..

– А остальное, дружище, они придумают сами. И вот за эту выдумку и станут тебя страшно почитать, сечешь?

Я помялся. Оглянулся на лагерь, будто нас могли подслушать, и парировал:

– Странная у тебя вера.

– Обижа-аешь! – возмутился Рут и так широко развел руки, словно позвал все войско к себе на подмогу. – Сам пораскинь мозгами. Если бы мир был устроен иначе, стала бы династия платить бардам и стихоплетам при дворе?

Похоже, то, что работало в Содружестве, работало и в Воснии. Я слышал несколько песен об отце и его приятелях, их божественном героизме во времена короля. Выходит, славу получают и так. Славу моего отца: из палачей в герои.

И я иду по его стопам.

– Будет по-моему и никак иначе, – огрызнулся я на приятеля и отправился к лагерю.

Рут ничего не ответил, только поднял ладони, как делал всегда, если уставал спорить. Когда