Читать книгу - "Лиса в курятнике - Екатерина Лесина"

Язык цветов…

Лизавета читала ведь.

Когда-то давно… что-то там желтый цвет нехорошее означает, но… ладно, слева от Лизаветы девушка увлеченно выплетала башню из роз, время от времени останавливаясь, чтобы сунуть пальцы в рот. Похоже, удалять шипы садовник не стал…

Справа из горы белых роз выглядывали тонкие ветки аспарагуса.

Так.

Успокоиться надо, в конце концов, Лизаветина же специализация. И глядеть отнюдь не на красавиц, которые нет-нет да оглядывались, чтобы полюбопытствовать: вдруг кто удачное придумал. Лизавета обернулась.

Кусты.

Снежноягодник, правда, с листьями темно-пурпурными. Если взять веточку… а вот и хмель. Обыкновенный, но Лизавета ведь недаром училась. У нее с растениями получалось ладить куда лучше, нежели с людьми. Она отняла боковой побег, быстро зарастив ранку, а с хмелем поделилась силой, которой ему явно не хватало. Хотя странно, императорский сад пронизан нитями заклинаний, а хмель до магии очень охоч.

Лизавета провела по веточке мизинцем, сосредоточиваясь на внутренних ощущениях.

Вот так… с красным хорошо будет белый смотреться… и такой, полупрозрачный, будто хрустальный. Она выбрала невысокую приплюснутую вазу. Проверила губку… а воды не налили, что странно. Или еще одна часть испытания?

Кувшин под столом.

Три кувшина.

В одном вода пересолена, в такую ставить растения нельзя. Вторая… не та, причем сложно сказать, что именно с ней неладно, но пальцы закололо, и Лизавета спешно вытащила их. А испытание грозило быть интересным. Она нашла взглядом Снежку и подняла кувшин. После показала три пальца, надеясь, что свяга поймет правильно и что врожденного ее чутья хватит.

Не выгнали бы за подсказки.

Хотя…

Беседка, в которой устроилась портретная дама,^[6] была оплетена все тем же плющом и столь плотно, что казалась сотворенной из него. Нет, оттуда не видно, и…

Еще одна веточка снежноягодника… но Лизавете пришла в голову интересная идея. А что, если немного ускорить? Цветы у снежноягодника невзрачные, розоватые, но ягоды будут в тему… сил потребуется немало, с другой стороны, в последнее время она и не тратилась.

Растение откликнулось охотно, будто только и ждало.

Листья чуть приподнялись.

А цвет стал мягче, лишь по краям осталась темная кайма… цветы… ягоды… крупные, и еще крупнее, этакие гроздья белых шаров… вот так. С хмелем вроде бы смотрится, но чего-то не хватает…

— Деточка, — раздался скрипучий голос, отвлекая от работы. Лизавета обернулась. — А не подскажешь, как отсюда выйти-то?

Женщина была немолода.

И одета просто.

Темное вдовье платье, чистое, аккуратное, но от Лизаветиного взгляда не укрылось — перелицовывали его и подшивали, старательно, но несколько неумело. Кружевной воротничок, служивший единственным украшением наряда, пожелтел от старости.

Шляпка давно вышла из моды.

А ридикюль потрескался на уголочках.

— Простите…

— Сын у меня тут служит… навещала вот, — смущаясь, произнесла женщина. И плечи ее опустились. — А он в карауле… сказали, сегодня не сможет… так-то он меня провожал, а тут пошла и заблудилась… сынок у меня хороший…

Она вздохнула и замолчала.

Только смотрела так растерянно, напомнив тем самым тетушку, которая тоже не умела просить. Вот вышивать умела, и крестиком, и гладью. Шить и вязать. Дом содержать. Готовить… а просить — нет.

И как быть?

Недоделанный букет смотрелся несколько жалковато, особенно по сравнению с цветочными фигурами других конкурсанток, но…

— Идемте. — Лизавета торопливо сунула в горшок веточку золотистого вьюнка. Все одно ей не победить, а у человека беда. И как знать, не обидят ли? Среди гвардии тоже всякие встречаются. Увидят. Пристанут с расспросами, потом, может, еще и сыну несчастной попадет, что ходят по саду всякие… — Только я тоже не очень хорошо тут ориентируюсь… а вас к воротам?

Женщина закивала.

— Здесь обойдем… ни к чему нам лишний раз на глаза попадаться…

А то мало ли, вдруг да взгляд благородной особы оскорбится.

— И тропиночкой… сын, стало быть?

— Единственный, — вздохнула женщина, прижимая ридикюльчик к груди. — Батюшка нас оставил… теперь вот маюсь… когда б не Лешечек, точно в монастырь бы ушла…

— К чему вам в монастырь? — удивилась Лизавета. Никогда-то ей, любящей жизнь, не было понятно это вот стремление укрыться от мира.

— Людям служить…

— Так по-разному служить можно. — Лизавета огляделась. Кажется, вот тот огромный трехъярусный фонтан находился в самом центре сада, тогда им надо чуть левее… или правее? Вот же… хотела сделать доброе дело, а в итоге… — Сходите в городскую лечебницу, им всегда свободные руки нужны.

— Я не умею…

— Научат. Там не сложно… главное, желание. Или вот еще… школ много, а учить грамоте некому. Вам за это и платить будут…

Сущие гроши, но все же… и тетушке учить нравилось. Сперва она тоже не больно-то хотела идти, приговаривая, что чему она научить способна? А после втянулась. Почувствовала себя нужной и вовсе не такой уж беспомощной, как самой представлялось.

— Куда это вы собрались? — поинтересовался уже знакомый писарь, выбираясь из кустов. А Лизавета в очередной раз подивилась, во-первых, его вездесущности, а во-вторых, престранной привычке местного люда игнорировать дорожки.

Для них же проложены.

А он кусты ломает. Им, между прочим, неприятно.

— К выходу, — честно ответила Лизавета и новую знакомую под руку взяла. А то еще перепугается, чиновники на обычный люд воздействие оказывают парализующее — что на волю, что на разум.

— Решили удалиться, окончания конкурса не дожидаясь?

— Решила помочь. — Чем-то сей господин, который в серости своей казался еще более унылым, нежели большинство его собратьев по чину, раздражал Лизавету. — Если позволите…

— Позволю, отчего ж не позволить… но вы не в ту сторону идете… — Чиновник поправил очочки. — И если уж на то пошло, то вам бы вернуться, барышня… а то ж время…

Он часы вытащил.

Преотменнейшие, подобные Лизавета видела в мастерской, куда батюшкины носила, пытаясь заложить.

За батюшкины ей предложили пятнадцать рублей, и то сироту жалеючи, а вот подобные этим стоили двести пятьдесят семь. Она точно запомнила.

И откуда у обыкновенного писаря подобное богатство?