Читать книгу - "Бедный маленький мир - Марина Козлова"

Господи, если бы у меня была дочь, я бы от страха за нее сошел с ума заранее, задолго до ее четырнадцатилетия. Как будто они спрашивают разрешения у родителей, говнюки!

– Отпускают? – Ника впервые улыбнулась. – Куда там, отпускают… У меня даже телохранитель есть. Но я от него убежала – через туалет в Пассаже.

Поздравляю тебя, Виноградов. К тебе через балкон залезло не простое, а золотое дитя и сейчас сюда ворвется какой-нибудь «беркут». Она правду не скажет, а тебе не поверят, и посадят тебя, Виноградов, за педофилию.

– Родителям звонила? – осторожно спросил я.

– А надо? – растерянно спросила Ника.

Наверное, надо. Или не надо? И ведь не прогонишь – ситуация какая-то патовая: первый час ночи на дворе, а с соседнего балкона действительно доносится какой-то пьяный шум.

Я повез ее домой, истово молясь про себя, чтобы ее родители оказались по возможности вменяемыми, хотя к часу ночи они должны были бы уже обзвонить все морги, вызвать авиацию и поднять в ружье внутренние войска.

– Твой телохранитель уже, наверное, застрелился. Как русский офицер, – сказал я ей по дороге. – Ты, Ника, засранка – так подставила человека.

– Действительно, – покаянно покивала девчонка, зажав ладони между коленками, – он, наверное, бегает, ищет меня.

За высокими серыми воротами в Игнатьевском переулке, мимо которых я проезжал раз сто, не было ни звука, ни шороха, ни следов паники, ни «Скорой помощи» рядом. Ровным счетом ничего.

– Вы должны пойти со мной, – заявила Ника. – Если что, расскажем честно, как было.

Если – что?

– Убил бы я тебя, – искренне сказал я ей.

Ника ткнула пальцем куда-то вбок, за выступ, ворота разъехались и бесшумно закрылись за нами. Мы оказались в совершенно пустом дворе, который освещался двумя галогеновыми светильниками, установленными на заборе и развернутыми так, чтобы освещать дом слева и справа, да бледным фонариком на короткой ноге в переплетении чугунных лепестков.

– Что, – спросил я девчонку, – достаточно нажать на кнопочку – и ворота открываются?

– Нет, достаточно иметь мои отпечатки пальцев.

– А-а…

Ничего-ничего. Я чувствую себя крайне глупо уже минут сорок, так что…

В большой гостиной на синем кожаном диване спала платиновая блондинка в бежевом вечернем платье. Я подумал (наверное, некстати), что бежевым платиновым блондинкам надо начать присваивать серийные номера – поскольку они (платиновые блондинки) прочно вписаны в урбанистический ландшафт, красивы и практически неразличимы. Их высокая ликвидность и взаимозаменяемость вызывают во мне бескорыстное восхищение. Они хороши так же, как хороша идея евроремонта. Но я никому об этом не скажу, потому что меня немедленно обвинят в мужском шовинизме, в сексизме и еще бог знает в чем. У меня же – простая мизантропия, тихая и безобидная.

На щиколотке блондинки блестела тонкая золотая цепочка, светлые туфли валялись рядом на ковре. И еще на ковре валялся и самозабвенно храпел молодой человек в светлом льняном костюме и с дистанционкой от телевизора под щекой.

– Ясно. Павлик привез маму, пытался посмотреть телик и уснул сам. Потому что устал, – констатировала Ника. И, не ожидая уточнений, добавила: – Павлик – мамин молодой человек.

Странно, что она не сказала «бойфренд». Или хотя бы «парень». Все-таки не безнадежный ребенок эта Ника.

Наверное, поскольку не пришлось никому ничего объяснять, я почувствовал к ней смутную жалость – никто ее не хватился и никто из-за нее не психовал, не пил корвалол и не обзванивал больницы.

– Спасибо вам, Алексей Николаевич, – повернулась ко мне Ника. – Если бы не ваш балкон…

– Я ему передам, – сказал я. Еще мне хотелось сказать ей что-то типа «в следующий раз думай, прежде чем…», но в последний момент я решил обойтись без нравоучений.