Читать книгу - "Поделись своей правдой - Алексей Евгеньевич Аберемко"

длиннющими загребалами в толпе сложно никого не задеть, вот и толкнул. Я всегда завидовал: и колено не нагибаясь почесать можно, и яблоки с верхних веток собрать.

Ерофей повернул заросшее бурой щетиной лицо и оскалился на Гаврилу:

– Что ты свою граблю тянешь?! Мне тоже жена нужна!

И тоже вскинул когтистую руку.

– У тебя жёны дохнут! – Выкрикнула Эстеля Адольфовна. – Ещё ни одна не родила. Не бережёшь ты их.

– Ноют они всё время, вот и дохнут. От нытья вся хворобь.

– А ты сама к нему в жёны иди, – предложил Кузьма – тогда сам Ерофей сдохнет.

Толпа поддержала смехом. Эстеля махнула рукой:

– Этого медведя кувалдой не убьёшь.

Кто-то сзади выкрикнул:

– От Адольфовны Ерофей сам петельку спроворит. Или в Москву-реку к русалкам нырнёт.

Ерофей осклабился:

– Не надо мне Адольфовну. Старая она. Уж не родит. А энта, – он кивнул на помост, чай не помрёт. Окормленная, значит здоровая.

Туристка затравленно посмотрела на будущего мужа. Её рот начал кривиться, готовясь изрыгнуть новую порцию рыданий. Но тут взгляд заплаканных глаз остановился на мне. Девушка заорала:

– Вит?! Пацаны, это же Вит! Гамлет, посмотри. Это Вит, только небритый.

Высокий темноволосый парень в зелёной ветровке пристально всмотрелся в моё лицо и заговорил:

– Ты что здесь делаешь среди этих уродов? Дядя Лёша и тётя Марина до сих пор тебя ищут.

Теперь на меня смотрела вся Москва. Люська дёрнула за рукав и пристально посмотрела в глаза:

– Ты что, их знаешь?

Я замотал головой:

– Не знаю.

– Почему тогда они тебя знают?

– Я не знаю, знаю их или не знаю.

Туристка на помосте не унималась:

– Виталька, набери родителей. Или полицию. Здесь же беспредел творится! Это я, Крис!

Я начал уставать от такого ко мне внимания. хотелось, чтобы это представление поскорее закончилось. Я твёрдо отрезал:

– Никто с вами ничего плохого не сделает. В Москве нормальные люди живут.

Тот, кого туристка назвала Гамлетом зло бросил:

– Ах ты гад!

Он дёрнулся из рук Ильхома и боднул державшую туристку Матрёну. Посох в руках отца Рифата крутанулся, и турист полетел с помоста, где был схвачен крепкими руками братьев Потаповыми. Лицо неудачливого беглеца оказалось в локте от моего. В лицо пахнуло чужим, не московским. Одежды, еды, другого города. Мимолётно-родным. Так пахнет знакомый человек. Чёрные глаза впились взглядом в мои.

– А ты оказался сволочью, – тихо сказал он и плюнул.

Я только утёрся. А что ещё оставалось? На душе появилось сосущее ощущение, что всё идёт как-то не так. Не правильно идёт.

Когда мы с Люськой шли домой из-за барсучишни навстречу вышел Леший. Долгий взгляд белёсых глаз, казалось, уже вытащил у меня из головы всё интересующее, но Леший всё-таки спросил:

– Ничего не вспомнил, Виталий Алексеевич? Я так понял, дядя Лёша – твой отец. А фамилию не вспомнил?

Я не хотел врать. Да и кто будет врать этому человеку? Таких не знаю.

– Нет, Леший. Я же сказал: не знаю я этих людей.

– Ну да, ну да. Я сегодня с ними побеседую, расспрошу. А ты завтра загляни с утреца. Может, что интересное из твоего прошлого расскажу… или ты расскажешь.

Вот тут я перетрусил. Обычно туристы после показа на площади некоторое время жили при церкви. Постом и проповедями отец Рифат пытался привить новым жителям благочестие. Мне нравились сказки про Будду и про греческих богов. И не обязательно было уверовать. Достаточно отказаться от прошлой неправедной жизни. Мне было достаточно трёх дней: кроме имени из прошлой жизни я и так ничего не помнил. Некоторые прикидывались, а потом убегали. Вот только куда? Если кикиморы или русалки не словят, зверьё пообедает. Днём-то постоянный пригляд. А ночью лес просыпается.

Если за месяц туристы всё равно рвались туда, откуда пришли, они попадали на одну ночь к Лешему. Что с ними делал доктор, никто доподлинно не знал, но слухи ходили разные. Кто-то говорил, что слышал в эти ночи, как из дома Лешего доносились жуткие крики. Врут, наверное. Я бы ни за что не попёрся через поле к дому, стоящему на отшибе, под окнами подслушивать. Вот только люди после посещения этого дома менялись. Большинство становились спокойными и не разговорчивыми. Только слюни пускали. У других же привычки разные появлялись. Как, например, у кикимор – людей жрать. Некоторые становились буйными. Их этим самым кикиморам и отдавали.

Из мрачных раздумий меня вывела подруга:

– Весь день тут торчать собираешься?

Я огляделся. Лешего уже рядом не было. Мы пошли домой. Солнце ведь ещё высоко. Все трудятся, кто в поле, кто по хозяйству. Нужно лозу рубить и кору драть. А ещё дров наколоть. Впрок, на зиму. У меня на подворье дров много. Для себя и для соседей. И печку нужно топить в летней кухне. Кто же печку летом в избе топит? Я люблю зимой возле печки сидеть, на огонь смотреть, слушать, как дрова потрескивают. А растапливать не люблю: кашляю от дыма. Вот и жду, когда кузнец Ибрагим заводит свою ТЭЦ. По вечерам на улице становится светло, а в избах – батареи горячие. И топить не нужно.

А ещё зимой люблю масленичные гуляния. Каждый двор готовит в общак угощения. Блины, расстегаи, катание на заячьи тройках. Зайцы – это вам не барсуки, транспорт так себе. Каждый норовит скакнуть в свою сторону. В дрожках набивается до двух дюжин москвичей. Половина вылетает при первом рывке. Оставшиеся. В массе своей не едут, а мотаются, как флажки. Зацепившись за борта. Последнему удержавшемуся приз – выхухолевая шапка, предмет вожделения и гордости любого модника.

Или ещё стоя на досках с горки. А кто боится – на санках. А в прошлую зиму повезло, подморозило. По льду куда как быстрее. И не так пачкаешься. Кулачные бои нравились меньше: там побеждали либо Потаповы, либо Гавриловы. Раньше, говорят, пробовали грибники соревноваться. Силушки у них доставало, но супротив природы не попрёшь. Потаповы задирали противников крепкими когтями. У Гавриловых руки были значительно длиннее.

Был и переходящий приз. Крепкая такая бурая штуковина, похожая на куст из двух практически одинаковых симметричных стволов, ветвящихся лопатообразными шипастыми отростками. Их называли лосиными рогами. Я раньше думал, что этот приз из дуба вырезали. Арт объект такой. Нет. Дед Серёжа объяснил, что раньше были такие звери – лоси. Побольше зайца. С некрупного барсука величиной. Только я не верю, что такая громадина, да ещё и с огромной поперечной инсталляцией вообще могла передвигаться по лесу. А дед Серёжа говорит, что лоси бегали быстро. Врёт, конечно. В