Читать книгу - "Бес предела - Василий Головачев"

– Не могу сказать, что я сильно впечатлительная натура, однако отходил долго, подозрительно разглядывал пустые стулья, искал призраков, а смотреться в зеркала до сих пор не люблю. Математика помогла отвлечься, я с шестого класса лицея пошёл в математический кружок, увлёкся лингвистикой, геометрией, числонавтикой, перестал рефлексировать. Стал собирать многогранники из кусочков древесины и таким образом добрался до формологии. Ну а дальше всё пошло закономерным путём. В тридцать три года я впервые совершил переход в голову «родича» из десятого Ф-превалитета.

– Напугал?

– Больше напугался сам. Мой визави в десятом числомире оказался очень далёк от математики, там он служитель Федеральной системы исполнения наказаний, тоже учёный, профессор, лекции читает в универе, но – по психологии. Он вычислил меня мгновенно, пришлось бежать. Хотя впоследствии я с ним беседовал и во всём признался.

– Мне редко встречались «родичи»-учёные, можно сказать – ни разу, всё больше монахи, религиоведы, торговцы и киллеры. А почему ты увлёкся формологией? А не чем-нибудь менее экзотическим и более экспрессивным? Сейчас столько новых видеоигр рекламируется, да ещё с эйдоэффектами, с эффектами присутствия.

– С детства не увлекался играми, не считая подвижных – футбола и волейбола. Больше читал и мечтал, рисовал хорошо, несколько картин сохранилось акварельных – пейзажи иных планет. Но потом всё заняла математика. В начале века мне довелось увидеть церковь Саграда Фамилиа в Испании, куда я попал с отрядом лицеистов. Тогда только-только отменили визы, и все ринулись на экскурсии в Европу. Форма церкви меня так поразила, что я начал искать подобные геометрические экзерсисы в Сети. Мой учитель математики, который вёл кружок, был знаком с академиками Барашниковым и Ломдау, которые разработали иерархию строения Вселенной как геометрический объект, и мне довелось слушать их беседы. Я балдел от раскрывающихся передо мной горизонтов! С колотившимся сердцем воспринимал таинственные термины: теорема Фробениуса… кватернионы… некоммутативные алгебры… финслеровы пространства… До сих пор помню афоризм Кронекера, который привёл в беседе Барашников: «Целые числа созданы Господом Богом, всё остальное – дело трудов человеческих». Кстати, реальная Вселенная действительно может быть объяснена геометрической структурой, так как теория Барашникова-Ломдау точно предсказала семейство бозонов Хиггса, зеркальные фермионы и аксионы – частицы тёмной материи.

– Для меня эта уходробительная терминология – тёмный лес, без всякой тёмной материи, – признался Таглиб со слабой улыбкой. – Я не физик и даже не математик, я юрист, и то бывший.

– Не прячься в раковину юриспруденции, – погрозил пальцем Дмитрий Дмитриевич. – Ты не смог бы стать формонавтом, не будучи математиком.

– А вот и ошибаешься, стал. Просто мне достался толковый наставник, передавший мне свой опыт, знания, а главное – эргион. Без этого я был бы никто, юрист либо адвокат, коих в миру пруд пруди.

– Никогда не интересовался: у тебя эргион из камня?

Таглиб достал из кармана небольшую золотистую коробочку, раскрыл.

В коробочке на синей бархатной подстилке лежал сверкнувший зелёными и жёлтыми искрами небольшой, с детский кулачок, многогранник, внутри которого виднелся ещё один, а в нём – совсем крохотный четырёхгранник.

– Змеевик?

– Гелиодор[1].

– Тонкая работа. Прямо-таки произведение искусства! У меня они либо из ясеня и полевого шпата, либо из уральского малахита. Но в глубинах Бездн лучше всего их собирать из металлических штырьков, желательно – из серебра, платины или ниобия. Остальные материалы не годятся, плывут, как пластилин, я пробовал.

– Глубоко?

– Ниже тысячного.

– Я опускался глубже.

– И я бывал глубже, осмелился даже копнуть ворон.

– Что, какой ворон?

– Число десять миллионов по-древнерусски называлось ворон.

– Странные у вас, русских, названия.

– Почему странные? Очень даже естественные, несущие сакральный смысл, точно привязанные к месту или действию. Ворон, к примеру, весьма близок к описанию эффекта взлетающих птиц. Видел когда-нибудь, как взлетает в поле стая ворон?

– Нет.

– Эх, тьма египетская, – сокрушённо качнул головой Дмитрий Дмитриевич, – у вас ведь одни пески да горы, откуда полям взяться со стаями ворон?

– У нас оазисы есть.

– Оазисы – не русские поля. – Дмитрий Дмитриевич вернул увесистый, несмотря на кажущуюся хрупкость, эргион. – Откуда достал гелиодор? Этот камень, по-моему, только в Африке добывают.

– Отец привёз из Намибии, ещё до заварухи с революцией, он там служил какому-то местному князьку. – Таглиб зажал многогранник пальцами, направил, как дуло пистолета, на фарфоровую чашку с кофе. – Пуфф!

Еле заметное колебание воздуха сорвалось с этого «дула», обвило чашку, и та превратилась в прозрачную полусферу.

– Не балуйся, – укоризненно проворчал математик, покосившись на дверь в гостиную. – Не дай бог кто увидит. Обыкновенный человек сочтёт за фокус или за чудо, а соглядатай Владык…

– Извини, – смущённо улыбнулся Таглиб, возвращая чашке прежний вид, – не подумал. Действительно, увидела бы твоя горничная – разговоры бы пошли. Хотя было бы интересно проследить спектр форм чашки.

– Я проверял, у неё всего с десяток геометрических мод, вниз – до порошкообразного состояния, вверх – до формы шара.

– Верхний предел почти для всех предметов – сфера.

– Почему почти?

– Живые объекты…

– Э-э, разумеется, биологические объекты не признают правильной кристаллизации и всегда фрактальны, – перебил гостя хозяин. – Я имел в виду косную материю. Между прочим, я почти уверен, что наша Числовселенная намного сложней, чем мы думаем, принимая за квант перехода единицу. Где-то должны быть реализованы логарифмические миры, линеарные, миры на десятичных дробях и даже на мнимых числах.

– Тебе видней.

– Хочу заняться практической проверкой этого постулата. Мне кажется, с помощью неких математических ухищрений можно даже перейти уровень физической реализации невозможных состояний. Ты знаешь, что к числопереходу применим скейлинг как вариант масштабной инвариантности? Прошу прощения за тавтологию.

– Переведи.

– Ну, это манипуляции с вычислениями, главное, что в физическом плане ПСС, то есть наши «летающие души», наши «я», при переходе из мира в мир не изменяются. Даже если изменится форма носителя – человеческое тело. Если бы это было не так, мы в большинстве случаев не смогли бы возвращаться в свои тела теми же, кем были.

– Не задумывался. Кстати, я встречался с нехомиками, вы называете их негуманоидами.

– Вселенная полна жизни во всех мыслимых вариантах. Я встречал негуманоидов даже в близких превалитетах.