Читать книгу - "Единая теория всего. Том 4 (финальный). Антропный принцип, продолжение - Константин Образцов"

– Ну что ж, большое спасибо. Это было в высшей степени увлекательное и поучительное повествование.

И замолчал.

Под сводчатыми арками равелина замерла каменная тишина. За прикрытой дверью кухни что-то звякнуло было, но тут же стихло, словно испугавшись громкого звука. Рассыпавшаяся по столу соль сложилась спиральным узором, напоминающим галактику в безвестной космической дали. Я ждал – сам не знаю чего.

Кардинал еще раз взглянул на часы, цокнул языком, покачал головой, похлопал себя по карманам и стал подниматься из-за стола.

– И… мы закончили? – спросил я.

Кардинал сделал удивленное лицо.

– А что, у нас еще осталось что обсудить?

– Я думал… ну, может быть, вы что-то посоветуете… или предложите, – произнес я ровным голосом, стараясь не казаться самому себе жалким.

Кардинал снова сел.

– Что ж, если вы сами спросили… Посоветовать мне вам нечего, драгоценнейший Виктор Геннадьевич, кроме как сдаться на милость контрразведки. Положение ваше – швах, что очевидно. Широкую общественность не привлекли к вашему розыску и не предали дело огласке только лишь потому, что на самом верху еще не решили, что делать с такой скандальной историей, как работа капитана уголовного розыска на вражескую разведку: то ли замять и решить все по-тихому, то ли использовать как еще один убойный аргумент против МВД. Но вас ищут очень старательно и непременно поймают – не сегодня, так завтра. А предложить, пожалуй, кое-что могу. Устройте мне встречу с этой Иф Штеллай. В этом случае я смогу похлопотать о том, чтобы с вас были сняты обвинения в измене Родине и шпионаже. Гарантировать ничего не буду, но обещаю, что сделаю все, от меня зависящее. Вот так.

Я чуть было не чертыхнулся непроизвольно.

– И зачем вам это?

– Да уж точно не для того, чтобы повышать обороноспособность страны, – усмехнулся Кардинал. – Эх, Виктор Геннадьевич, вот смотрю я на вас и думаю, что лет двадцать назад дело с воспитанием нашей молодежи и идеологической работой было поставлено куда как лучше, чем сегодня – или это просто вы такой вот удались на славу: верите в дружбу и данное слово, в порядочность человеческую, и даже годы в уголовном розыске аас не испортили. Бессребреник, каких поискать. Неужели не видите возможности, которые открывают для человека мыслящего такие знакомства, какие вы завели в последние дни? Мне еще голову поломать придется, что предложить для партнерства, а вам и думать не надо – торгуйтесь, ставьте условия, сотрудничайте! Так нет же – застыли в позе памятника пионеру-герою. Удивительно, ей-богу. Ну да ладно. Предложение мое вам понятно?

– Вполне.

– Вот и славно. И время тянуть не советую: как только я выйду отсюда, его у вас будет совсем немного, счет пойдет на часы, если повезет – то на дни. А когда контрразведка до вас доберется, то потом, вызовите вы мне хоть шестикрылого серафима, помочь я ничем не смогу.

– Одна последняя просьба.

– Весь внимание.

– Можно отсюда позвонить?

* * *

Кардинал ушел, серой тенью растаяв в светящемся солнечной дымкой полукруглом проеме двери. Я расположился за барной стойкой и поставил перед собой телефон.

Загадка двух мертвых тел в автобусе трудности для меня не представляла: я готов был побиться об любой заклад, что у трупов в комитетском морге нежные, как у новорожденных младенцев, ступни и идеальное состояние внутренних органов – как будто и не жили никогда, по меткому определению Генриха Осиповича Левина. Оставалось неизвестным, где скрываются настоящие Савва и Яна, но это меня сейчас мало заботило. Задача с убийством Исаева и несчастной Гали Скобейды была посложнее, однако первичные гипотезы у меня имелись, и я знал, кто мне поможет с дополнительной информацией.

На часах было без пяти семь утра. Под стойкой я нашел вчерашний номер «Ленинградской правды», развернул его на последней странице, пробежал глазами, потом снял телефонную трубку и набрал номер.

– Доброе утро! Елену Сидорову можно еще раз позвать?

– Алё! – прозвучал через пару минут раздраженный знакомый голос.

– Лена, это снова я.

– Ты меня из душевой вытащил, – сообщила Леночка. – Что, забеспокоился, не настучала ли я, что ты мне по телефону звонил?

– Вообще-то, я хотел тебя сегодня в кино пригласить.

Лена тихонько присвистнула.

– Ушам не верю. Адамов, это точно ты?

– Точно, – заверил я. – Ну, насколько я сам могу об этом судить.

– Чем докажешь?

– Ты неприлично глазела на обнаженный труп в морге и сказала еще при этом, что…

– Ладно, все, убедил! – Леночка хихикнула. – Где и во сколько встречаемся?

– В «Баррикаде» на Невском, через три часа, – быстро ответил я. – Там сегодня в десять «Блондинку за углом» показывают.

– Да, Адамов, умеешь ты удивить девушку. Ладно, скажусь больной ради такого чуда. Говоришь, в десять?

– Ага.

– Как раз успею ноги побрить. Смотри, не обмани меня!

Я заверил, что все без обмана, и положил трубку.

Неяркий свет восходящего над городом солнца нерешительно заглянул в приоткрытую дверь ресторана, лег на пыльном полу, как треугольный светящийся коврик. Я пошарил под стойкой, нашел вскрытый блок «Космоса», вытянул пачку, прихватил коробок спичек и, чуть поколебавшись, бросил на пожелтевшее блюдце несколько монет.

– Бегаешь?

Повариха Евдокия Ильинична стояла поодаль, сложив на животе руки, и пристально смотрела на меня.

Я засунул пачку сигарет в карман брюк и вышел из-за стойки.

– Ага. И мне как раз пора на очередной круг.

– Погодь.

Она сходила на кухню и вернулась с двумя крупными яблоками в сияюще-яркой зеленой кожуре, на которой дрожали капли прозрачной воды.

– Вот, на.

У нее были толстые, крепкие, совсем не женские пальцы. Она снова мигнула, и на этот раз я успел прочитать: поблекшие синеватые буквы складывались в два слова «НЕ СПИ».

За крепостными стенами меня ждало утро нового дня: нежное, светлое утро августа, которым так приятно бывает проснуться пораньше, улыбнуться надеждам, почувствовав, что теперь-то все точно пойдет хорошо и как надо.

Я стоял у деревянного моста и грыз яблоко. Оно было твердым, сочным и восхитительно кислым. За каналом, всего в каких-то двух десятках метров от ворот крепости, уже должен был пробудиться к рабочему дню большой город, но вот странность – я не слышал ни звука, не различал ни движения в мареве утренней дымки; все замерло, словно бы в ожидании, и я знал: там, за мостом, ждут меня, моего возвращения.

В молчаливой тиши плеснула чуть слышно волна, будто окликнув негромко. Я стоял и не мог сдвинуться с места. В закулисье для меня прошла одна ночь, тут минуло четверо суток, но сейчас почему-то казалось, что это здесь время замерло, что так и не наступил новый день, а я отсутствовал целый год, почти утратив связь с людьми и событиями, этим воздухом, светом, водой, дымом, который уже начал заволакивать небосклон, да так и замер легким туманом; что, для того чтобы ожил город, и продолжилась жизнь, я должен перейти по мосту и ступить на другой берег канала, но я не мог, а только стоял и смотрел перед собой, слушая тишину.