Читать книгу - "Сценарист - Син Айкава"

делам, машины гудели на улицах, сирены визжали вдали. Но я уже не был их частью. Я стал лишь еще одной тенью в их проходящей жизни, тенью, которая скоро исчезнет навсегда.

И вот земля уже близко, слишком близко. Я мог почувствовать ее холодное приветствие, ее непреклонное объятие, которое было готово впитать меня в себя, как река впитывает воду. Мой разум медленно затихал, словно свеча, гаснущая в последних дымах, а я просто закрыл глаза, готовясь к этому безвременному финалу, который сам избрал.

В тот момент, когда моё тело соприкоснулось с чем-то мне незнакомым, все стихло. Боль, страх, отчаяние — все осталось в воздухе, воспринимаемом лишь теми, кто остались живыми. А я уже был там, где ничто не имело значения, где мои мысли утихли, а моя душа наконец-то нашла свой покой.

Тем днём бесполезный и никчёмный мальчик по имени Артур Моррелл покинул этот мир, навсегда попрощавшись с теми страданиями и болью, что ему не посчастливилось пережить.

* * *

Сильный гул в голове мешал думать. Боль с большой скоростью растекалась по всему моему телу, заставляя испытывать невероятные мучения. Но закричать я почему-то не мог — не было возможности. Всякий раз, когда я пытался разомкнуть уста, что-то не давало мне этого сделать. Глаза также отказывались подчиняться моим приказам. Лишь иногда, когда мне удавалось их хоть немного приоткрыть, мне удавалось разглядеть неизвестные мне образы, которые тут же размывались от переносимой мною боли, после чего связь с реальностью вновь и вновь обрывалась.

«Неужели это смерть?», — возникали мысли в моей голове, но как следует обдумать их у меня не получалось из-за постоянных «сбоев» тела, что откатывали мои мыслительные процессы назад.

Среди этого хаоса, в котором время казалось бесконечностью, а боль — бесконечной пыткой, я терялся. Мое сознание плыло в неизвестных водах, словно корабль, потерявший ориентир в штормовой ночи. Все, что оставалось, была эта непрекращающаяся агония, поглощающая меня целиком, словно огонь, который пожирает свою жертву без пощады.

Но были и мгновения прозрачности, когда боль отступала на миг, и я мог видеть себя со стороны, как плоть и кровь, борющиеся за последние призрачные нити жизни. Я видел свое искалеченное тело, как будто оно было не моим, как будто это был костюм, который я сейчас сниму, чтобы обрести свободу. Но та свобода казалась далекой и недостижимой, как обещанная земля для блуждающего в пустыне. В той темноте я пытался вырваться из оков этой плоти, которая оказалась для меня темной тюрьмой. Я метался, стремясь освободиться, но мои усилия были напрасны. Я был всего лишь пленником своего собственного тела, которое продолжало мучиться в этих мучительных последних мгновениях.

И вот, внезапно, все стихло. Боль угасла, шум утих, а я оказался в тишине, которая казалась более зловещей, чем вся моя предыдущая агония. В этой тишине я ощущал себя чужим, потерянным в неизвестности, где ни было света, ни надежды, ни боли. Все, что осталось, была лишь эта пустота, эта безграничная чернота, что поглотила меня целиком.

И потом я… проснулся в больничной палате.

Мое зрение медленно приспосабливалось к свету, который проникал через окна, освещая скудную больничную палату. Белые стены, мерно пищащие аппараты, безмолвные фигуры медсестер, делавшие свои заботливые дела вокруг — все это создавало ощущение какой-то искусственной нереальности. Я снова оказался в этом мире, в мире, который я уверенно собирался покинуть.

Мои уши начали различать звуки, медленно проникающие сквозь пелену моего сознания. Шепот медсестер, шорохи шагов в коридоре, писк медицинского аппарата, что стоял подле моей койки, приглушенный гул города за окном — все это создавало ощущение неопределенности, словно я оказался на грани двух миров, пытаясь понять, к какому из них я принадлежу.

Мое тело ощущало невероятную слабость, как будто каждая клетка была измотана этой схваткой за жизнь. Боль постепенно уходила, но оставляла за собой неприятное ощущение пустоты, словно она забрала с собой часть меня, которая больше не вернется.

— Не получилось, — с тяжестью в голосе произнёс я, после чего закашлял от сильной боли в груди.

Медленно, с трудом, я поднял руку и начал осматривать свое тело. Перевязанные пластырем и бинтами участки кожи медленно обнаруживались под моими пальцами, принося с собой ощущение дискомфорта и страха. Я почувствовал, как каждое движение вызывало у меня болезненное ощущение, как будто я стал чужим для своего собственного тела.

Пальцы левой руки были обмотаны бинтами, а большой палец был неприятно искажен, словно сломанный в неестественном положении. Левая нога лежала в гипсе, словно ненадежный опорный столб, который пытался удержать нарушенную конструкцию.

Я медленно переворачивался на бок, пытаясь взглянуть на свое тело с другого ракурса. Правая сторона моего тела была также перевязана и переломана, оставляя в памяти только искаженные образы того, что произошло. Каждый участок моего тела казался знакомым, но в то же время чужим, словно я рассматривал тело другого человека, попавшего в страшное происшествие.

— Хорошенько я так поломался, — усмехнулся я, изображая на лице болезненную ухмылку, — Как я выжил то вообще? Разве это… нормально?

— Ну, если так подумать, это вообще ненормально, парниш, — послышался голос со стороны, от которого я невольно вздрогнул.

Обратив свой взгляд в сторону голоса, мне удалось заметить мужчину средних лет, который, как оказалось, лежал на соседней койке. Ничем примечательным он практически не обладал — лишь прядь седых волос на чёлке могли заинтересовать в его внешности. В остальном же он был полностью не примечательным мужчиной, разговаривать с которым мне не было смысла, да и желания говорить в данный момент я особого не имел.

— Как ты вообще оказался на той крыше? — не унимался он, пытаясь привлечь моё внимание, — Я полагал, что все крыши в наше время закрыты на замок, но ты перевернул моё понимание о данной теме.

Отвечать ему я не собирался — не считал это нужным. Зачем мне говорить с человеком, которого я не знаю? Да и как-то странно и подозрительно он себя вёл, так что в тот момент я решил отмолчаться, чтобы избежать лишних проблем, коих у меня и так было достаточно.

— Не делай вид, что ты не можешь говорить, — с ноткой веселья проговорил он, — Я слышал каждое твоё слово после пробуждения. Почему тебе так горестно от того, что у тебя не получилось убить себя? Так хочется познать смерть? Или же есть причины, почему ты сделал это?

Поведение этого