Читать книгу - "Вожделеющее семя - Энтони Берджесс"

На фургоне военной полиции Тристрам добрался от Уигана до Стендиша. По дороге от Стендиша и далее никакой транспорт уже не ходил.

Светила полная луна, Тристрам шел медленно, ступая с трудом. Неприятности доставляла левая нога: толстая мозоль на ступне и аккуратная дыра на подошве. Тем не менее он храбро ковылял по дороге, хотя и не без тайного волнения, которое трусило впереди него, высунув язык; спутником его была ночь, ковылявшая рядом с ним по направлению к утру.

В Лейланде его ноги запросили отдыха, но им возразило сердце, которое рвалось вперед. К рассвету нужно быть в Престоне, там — короткая передышка, может быть благотворительный завтрак, и — вперед, к цели, три мили на запад.

Утро и город появились незаметно. «Что это за звон?» Тристрам нахмурился и мизинцами пошуровал в ушах, заставив серу оглушительно загрохотать. Непроизвольно он понюхал измазанный серой кончик пальца (единственный приятный запах из всех телесных выделений) и прислушался: звук доносился из внешнего мира, в голове у него ничего не звенело. Звон слышался из города. «Колоколами приветствуют вход в город пилигрима? Чушь!» Да к тому же это были никакие не колокола, а электронная имитация колокольного звона, медленными волнами выталкиваемая из вздрагивающих репродукторов, сыпались металлические брызги гармоник и сводящий с ума серебряный звон.

Движимый теперь также и любопытством, Тристрам приближался к городу. Он вошел в Престон, когда уже совсем рассвело, и растворился в толпе и торжествующем колокольном

звоне. «Что это такое? Что здесь происходит?» — крича, спрашивал рн незнакомых людей, которые его окружали. Глухие, немые, захваченные сумасшедшими звуками бьющего по ушам металлического звона, они только смеялись в ответ. Казалось, что какой-то вибрирующий бронзовый колпак, чудесным образом пропускающий всё больше света, был опущен над городом, наполняя его серебряным звоном. Людские потоки двигались по направлению к источнику этого сумасшедшего ангельского грохота, Тристрам шел со всеми. Это было подобно проникновению в самую суть шума, шума как единственной конечной реальности.

Впереди возникло серое здание без всяких надписей, которые могли бы пояснить его предназначение, — шедевр провинциальной архитектуры, не более десяти этажей в высоту. С крыши здания свешивались громкоговорители. Подталкиваемый со всех сторон, Тристрам вошел в здание с ярко освещенной улицы и невольно открыл рот: он находился внутри огромного пустого куба. Никогда в жизни он не видел такого огромного помещения. Его нельзя было назвать ни комнатой, ни залом, ни местом для собраний, ни местом для ассамблей… Нужно было специальное слово, и Тристрам пытался найти его. Интерьер тоже был импровизированным: ячейки старого здания — квартиры и конторы — были вырублены, стены снесены (об этом свидетельствовали неровные поверхности кирпичных опор), потолочные перекрытия этажей были разобраны и удалены. Высота помещения поражала глаз.

Тристрам понял, что сооружение на помосте в дальнем конце помещения — это алтарь. Он увидел ряды грубых скамей и людей, которые сидели и чего-то ждали или просто стояли на коленях и молились. Термины, соответствующие случаю, — «церковь», «паства» — начали со скрипом выползать из его книжной памяти так же, как это случилось со словами «взвод», «батальон» несколько ранее в ситуации, которая почему-то показалась ему схожей.

— Эй, парень, не стой на дороге, — раздался за спиной веселый голос.

Тристрам сел на… на… Как же это называется? На церковную скамью.

Священники — их было много — вошли плотной группой, держа толстые длинные свечи, в сопровождении взвода, нет, отделения мальчиков-служек. «Introibo ad altare Dei» — «Припадите к алтарю Божию».

Смешанный хор, целым ярусом выше, на галерее в задней части здания, откликнулся песнопением «Ad Deum Qui laetificat juventutem meam»[11].

Сегодня был, видимо, какой-то особый день, поэтому служба напоминала игру в шахматы резными фигурами из слоновой кости, а не уродцами, слепленными из тюремного мыла. «Аллилуйя» — это слово непрерывно врывалось в ход литургии. Тристрам терпеливо ждал освящения даров, этого «евхаристического завтрака», но благодарственная молитва перед едой сильно затянулась.

Плотный, как буйвол, священник с толстыми губами повернулся от алтаря лицом к верующим и принялся крестить воздух, стоя на краю возвышения.

— Братия! — заговорил он.

(Речь? Обращение? Поучение? Проповедь!) — Сегодня день Пасхи. Сегодня утром мы празднуем воскресение и восстание из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Он был распят за проповедь царства Божия и братства людей. Мертвое тело Его было стянуто с креста и втоптано в землю, как сорняк или угли костра. И все же на третий день Он восстал и был в одеянии прекрасном, как солнце и луна и все звезды тверди небесной. Он воскрес, чтобы свидетельствовать перед всем миром, что смерти нет, что смерть — только видимость, а не реальность, что эти воображаемые силы смерти суть лишь тени, а их повсеместное существование есть не более чем существование теней. — Священник тихо рыгнул — так на нем сказывался пост.

— Он воскрес, чтобы возвестить жизнь вечную. Не жизнь привидения с белыми губами в какой-нибудь мрачной ноосфере… («Ой!» — пискнула какая-то женщина за спиной Тристрама.).. но жизнь всеобщую и единую, в которой планеты кружатся вместе с амебами, огромные неизвестные микробы с микробами, которые кишат в наших телах и телах животных, собратьев наших. Вся плоть едина. Хлебные зерна, трава, ячмень — тоже есть плоть. Он есть знак, вечный символ, постоянно возрождающаяся плоть. Он — это человек, зверь, зерно, Бог. Его кровь становится нашей кровью благодаря акту освежения нашей вялотекущей теплой красной жидкости и циркулирует по пульсирующим кровеносным сосудам. Его кровь — это не только кровь человека, зверя, птицы, рыбы; она также есть дождь, река, море. Это есть извергаемое в экстазе семя мужчин, и это есть обильно струящееся молоко матерей человеческих. В Нем мы едины со всем сущим, и Он — един со всем, что нас окружает, и с нами, людьми.

Сегодня в Англии, сегодня повсюду в странах англоговорящего союза мы радостно празднуем, трубя в трубы и псалтерионы, с громкими криками «аллилуйя!», воскрешение Князя Жизни. Сегодня же в далеких землях, которые в бесплодном прошлом отвергали тело и кровь Подателя Жизни Вечной, это Его восстание из гроба приветствуется с радостью, подобной нашей, хотя и в других образах и под другими именами, имеющими диковинное значение и языческое звучание.