Читать книгу - "Соправитель - Денис Старый"

но и создаст условия для бурного экономического роста, — я чуть привстал, чтобы выглядеть еще более серьезно. — Вы только лишь боковая ветвь Багратиони, всего-то и женаты на дочери Вахтанга VI, есть и прямые наследники. И еще… полгода назад афганский мурза Азад-хан осадил Ереван, ваш сын пришел на помощь осажденному городу, собрав практически всех воинов, что у него были. Эти три тысячи героев смогли вырваться из окружения и рассеять восемнадцатитысячное войско неприятеля ценой многих павших. На севере от Вашего царства сильное Аварское ханство, дагестанские отряды уже вовсю ходят в набеги и на Картли, и на Кахетию.

Я замолчал, и так мой спич был слишком длинным, и могло сложиться впечатление, что я уговариваю. На самом деле, да — уговаривал! Не было времени на то, чтобы играть в престолонаследную чехарду. И не нужен России вообще безынициативный исполнитель, а нужна надежная опора и военные базы.

— Я согласен, — через несколько минут молчания сказал Теймураз.

— Это правильное решение, — сказал я и позвонил в колокольчик.

Слуги пригласили в кабинет канцлера, сопровождаемого секретарями. Нужно было незамедлительно подготовить множество документов. Уже сейчас оговорить ряд моментов будущего соглашения, где за основу я хотел бы взять Георгиевский трактат, но чуть его ужесточить. И пусть эта работа развернется в моем кабинете.

Уверен, что Теймураз еще переосмыслит свое согласие. Он быстро и, с его точки зрения, возможно, опрометчиво согласился. Да, внешняя угроза для Картли и Кахетии сейчас выглядит опасной и существует мало вероятности, что эти государства смогут выстоять. Но я знал, что смогут. Знал я и о другом: в конце этого века Россия практически предаст Картли и Кахетию, которые окажутся на грани, когда персы вырежут практически всех жителей Тифлиса и разорят иные города и селения. Поэтому я буду давить на Теймураза, угрожать ему тем, что он не единственный представитель правящего дома и далеко не самый знатный. Я не хочу разорения Закавказья, не хочу втянуться в бесконечную войну с горцами, которая так много вытягивала ресурсов из России в XIX веке, да и позже.

И потому через месяц должны начаться события, которые обязательно войдут в историю.

*………*………*

Япония город Эдо

22 декабря 1751 года

Сегун Иэсигэ Токугава увлеченно играл в сеги. Япония — самобытная страна, почти что изолированная от внешнего мира, в ней часто что-либо брали у китайцев за основу и создавали свое. Может, именно так и было с игрой сеги, которая похожа на шахматы, но таковыми уже считаться не могла. Да и были ли шахматы на самом деле китайскими? Сегун сомневался.

Он много сомневался, много думал, был мыслителем, но внутри себя, не имея возможности донести свои философские выводы до приближенных. Все дело в том, что Иэсигэ был болен. Дефекты речи фактического правителя Японии не понимал никто, отчего у Иэсигэ было немало психологических отклонений [в РИ Иэсигэ действительно имел большие проблемы с речью и с поведением, но при этом был очень хорошим игроком в сеги].

Полгода назад отец ныне правившего представителя рода Токугава окончательно отошел от власти по причине своей болезни. Есимунэ почти шесть лет помогал своему старшему сыну справляться с нелегким делом управления страной, в 1745 году отказавшись от бремени власти. Закон, гарантом которого был клан Токугава, гласил, что сегуном может стать только старший сын после своего отца. Если бы не это обстоятельство, Исэмунэ передал бы власть другому своему сыну: и средний, и младший сыновья лучше подходили к роли сегуна.

— П-ммм-а-му-и ци, — силясь хоть как-то произнести звуки, лишь нечленораздельно промычал сегун Иэсигэ.

— Сегун сказал, что с пришлыми нужно договариваться, иначе между нашими островами скоро не будет возможности ни для торговли, ни для управления, — разъяснил слова господина секретарь Ока Тадамицу.

Иэсигэ не противоречил своему секретарю, он уже привык, что Ока трактует любое мычание сегуна так, как этого хочется тому. Ока Тадамицу всем говорит, что только он понимает несвязную речь своего господина. Иногда Иэсигэ, чтобы от него быстрее отстали, просто мычал. Все равно толком сказать не может, так чего уже и напрягаться.

Сегодня же Ока Тадамицу даже не просил своего господина отвлечься от игры сеги, нашел Иэсигэ достойного противника в игре, увлекая господина, а сам проводил собрание правителей наиболее важных дайме.

— Может, господин что-то иное сказал? Это же невозможно, чтобы пустить христиан на наши земли! Нужно ли напоминать, сколько достойных самураев погибло во время христианского восстания? — высказался Мацумаэ Такахиро, представитель клана Мацумаэ.

— Роду Мацумаэ нельзя терять свой дайме, иначе у клана не станет земли вообще, — Ока Тадамицу склонился над сегуном, который что-то промычал. — Мы можем дать еще воинов роду Мацумаэ, но это не решит проблему, так как не сами айны воюют, а те, кто хочет их поработить. Кто пойдет воевать за Мацумаэ?

Все молчали. Сегун мог поднять на войну все кланы по своей воле, но это, наверняка, вызвало бы восстание. Однако реагировать на вызов нужно. Дело было не только в острове Эдзо и клане Мацумаэ, проблема крылась в ином: отдав один остров, завоеватели высадятся на другой. Или же перекроют все сообщение между дайме единой Японии.

— Мы можем предложить христианам один порт, как когда-то португальцам. Будем торговать, но с запретом ставить свои церкви и говорить о христианском учении, — высказал здравую мысль Иэясу Такэноя, один из знатнейших по положению среди присутствующих, имеющий право в некоторых обстоятельствах претендовать на власть сегуна.

— Но Эдзо? Этот остров должен быть у нашего клана! — продолжал противостоять Такахиро Мацумаэ.

— Ваш род некогда претендовал только на эксклюзивную торговлю с айнами, но вы решили взять и их земли. Никто не стал вас осуждать тогда, никто не забирает у вас право торговать с пришлыми и сейчас. Вот вы и займитесь организаций на своей последней фактории порта, чтобы торговать с пришлыми, вам и договариваться, — сказал секретарь, даже не удосужившись сделать вид, что слушает сегуна.

Все понимали, что остров Эдзо для Японии потерян. Пришлые были числом более полутысячи, да и айны все лучше сражались, осваивая огнестрельное оружие. Редко у какого из дайме было более двух сотен самураев, ну и еще три сотни слуг. И это у богатого дайме! Собрать по всей Японии пятнадцать-двадцать тысяч самураев, было возможно, но переправить их на нужный остров было бы крайне сложно. Кораблей у пришлых немного, но каждый способен разбить десятки джонок, которыми пользовались японцы.

Ока Тадамицу считал, что отставание Японии набирает обороты, о чем красноречиво говорит поражение японских отрядов. Больше тысячи самураев из клана Мацумаэ и присланных сегуном сложили свои головы в противостоянии с пришлыми, не посрамив чести родов, но и не приобретя победы.

Нужно, как это было и в шестнадцатом веке, принять от европейцев лучшее, но не потерять свое лицо, культуру, цивилизацию.

*………… *………*

Ропша. Петербург.

25 декабря 1751 года

Хотел я отпраздновать Новый год, так сказать, семьей. А вот и не знаю, как именно сказать, ну не семья же мне Иоанна и ее отец. Вместе с тем, хотел побыть с ними, там, где было уютно и беззаботно.

Однако Рождество является праздником, в некотором смысле, общественным. Нужно отстоять службу, обязательно показаться подданным, дать прием. И все это было, кроме только балов. И отговориться можно было вполне себе логично: «Тетушка болеет, какие тут празднества, лучше помолюсь за ее выздоровление!». Ну, а Новый год в этом времени более спокойный праздник, пусть мой славный дед так усердно его насаждал.

Вечером 25 декабря я приехал в Ропшу, как делал это уже довольно часто. Иоанна была уже на начале восьмого месяца, живот изрядно вырос, но в целом будущая мама чувствовала себя хорошо. Пришлось Ивана Антоновича Кашина подключить к сопровождению будущей мамы и ребенка. Он уже и так секретоноситель, учитывая, что все еще никак не признается, эти самые секреты он хранить умеет.

Я отправлялся в Ропшу всегда под предлогом тренировок. И действительно тренировался. Особенно жестко я стал себя нагружать, когда Иван Антонович намекнул, что Иоанне противопоказана близость. Вот и получалось приехать, поговорить, словить на себе осуждающий взгляд почти что тестя, а после — на пробежку с последующими отработками ухваток,