Читать книгу - "Великая распря - Amazerak"

если кого-то из руководства Священной фаланги схватят за жопу, то и его, и многих других причастных к восстанию сдадут с потрохами. На его месте я уже давно собрал бы манатки, тайно пересёк границу и свалил бы в далёкие края. По большому счёту, ему теперь тоже нет смысла убивать меня или кого-либо из членов семьи, но мне казалось, что пока этот человек жив, я не смогу чувствовать себя в безопасности.

Была обычная шестерница. Уже полтора месяца прошло с начала птолемеевского восстания, а боевые действия не прекращались. Окружённая группировка за последнюю седмицу сократилась уже раза в три, но до сих пор отчаянно сопротивлялась.

В этот день мы продвинулись ещё на несколько кварталов и заняли огромное здание, где находились торговый и деловой центры. Здание изрядно пострадало от артиллерийских обстрелов. Частично обвалилось, частично выгорело. В пятницу Северовы вместе с правительственными войсками начали массированную атаку и захватили его. Там оборонялось около полусотни дружинников из Священной фаланги, дошло даже до рукопашной схватки. Окружённые бились, словно звери, загнанные в угол. Сдалось семеро, остальные погибли. Наша тагма лишь прикрывала наступление, сами мы туда не лезли.

Но теперь здание было захвачено и полностью очищено от противника. Наша тагма обосновалась на первом этаже. Я со своей десяткой организовал опорный пункт в соседнем строении. Мы занимались распределением секторов обстрелов, когда сотник сообщил по рации, что меня вызывает Мефодий.

Я всё бросил, побежал к нему. Мефодий находился на пункте связи.

— Константин, — сказал он, отозвав меня в сторону. — Только что вести печальные пришли, — лицо Мефодия выразило скорбь. — Похоже, твоя служба в дружине окончена. Твой дедушка сегодня утром скончался. Тебе необходимо срочно ехать домой.

Глава 16

С похоронами тянуть не стали. Деда по обычаю кремировали, а через четыре дня уже состоялся обряд погребения праха.

Этот день выдался особенно холодным. Даже выпавший за ночь снег не растаял под утро, а так и остался лежать тонким белым покрывалом там, где его не растолкли в слякотную жижу ноги людей и колёса машин.

Начинался последний месяц зимы, который в Византийской Политии являлся первым месяцем полугодичных школьных каникул. Для гимназистов, не попавших ни в дружину рода, ни в отряды эфебов, предстоял традиционный выезд на военные сборы на две седмицы, я же был полностью свободен. От меня всего лишь требовалось отправиться в гимназию и сдать экзамены по упрощённой схеме. Сделал я это за один день — мне просто поставили оценки автоматом на основе первых двух месяцев занятий.

Я прекрасно понимал, что моя военная карьера в этом мире окончена. В будущем мне ради приличия присвоят звание тагматарха (высшее звание в родовой дружине), и всю оставшуюся жизнь я буду выполнять функции предводителя.

Да и клановая война, великая распря, как её уже окрестили в народе, подходила к концу. Ко дню похорон моего деда сдались в плен или были уничтожены остатки окружённой группировки, а правительственные войска со всех сторон обступили районы, принадлежащие филе Красного быка. Многие считали, что боевые действия продолжатся и Птолемеев будут давить до конца, но мне почему-то казалось, что басилевс и новый архонт уже о чём-то договорились, и скоро эта дурацкая войнушка, которая теперь уже никому не нужна, закончится.

На похороны Льва Васильевича собрались почти все члены семьи, в том числе те, кто жил в других города, как, например, этайр Макар Львович, служивший управляющим родовой вотчины. Некоторых родственников я встречал на недельных службах, других видел впервые. Все они перед началом церемонии подходили по очереди к детям Льва Васильевича (кроме Никифора, Евсевия и покойного Дмитрия у старика осталось ещё два сына и пять дочерей, как знатного, так и полузнатного происхождения) и к брату его, Фёдору Васильевичу, и выражали соболезнования.

Никифор тоже присутствовал. Вёл он себя самым обычном образом: здоровался со всеми, отвечал вежливыми фразами на реплики родни, а я смотрел на него и думал о том, что скоро эта сволочь станет таким же прахом в урне, как и дед. Но я, разумеется, и вида не показал, что мне известна его тайна. Мы с Андреем договорились, что кроме нас двоих и дружинника Леонтия, присутствовавшего при допросе, никто не узнает о том, что рассказал Арсений Птолемей. Никифор будет убит, а Евсевий — разжалован, и на этом вопрос с предательством закроем.

Священник провёл ритуал вознесения души, после чего всем мы поехали на кладбище, чтобы закопать урну с прахом. Затем отправились в ресторан, где была арендована огромная зала и накрыто три длинных стола. Тут мы провели остаток дня. Мне даже пришлось толкнуть речь, в которой я отметил, сколь великим человеком был мой дед, поклялся продолжать его дело и служить процветанию собственного рода.

Церемонии посвящения уже давно не существовало, всё действо ограничивалось подобным застольем и речью, произнесённой новым предводителем. В нужные бумаги моё имя уже внесли, и с этого дня я считался главой рода, хотя и не полноправным. Формально до двадцати одного года вместо меня должен был руководить мой попечитель.

А следующий день начался с того, что я оправился на аудиенцию к Дмитрию Евдокимовичу — архонту клана.

Дмитрий Евдокимович принял меня в небольшом прибрежном особняке в правительственной части города. Главный акрополь был сильно разрушен, и все его обитатели временно переселились в другое место.

Приём состоялся в просторной, но достаточно уютной комнате с роскошным мраморным камином и картинами в резных рамках. Мы с архонтом сидели за небольшим столиком в огромных кожаных креслах, пили кофе и общались.

Архонт был тучным мужчиной с мясистым носом, угрюмым лицом и маленькими недобрыми глазками, однако меня он принял с подобающим радушием, болтал со мной почти по-приятельски. Спрашивал в основном о вещах, касающихся дел моего рода, словно проверял, насколько я разбираюсь в предстоящей мне работе. Даже похвалил участие в боевых действиях и мужество.

— Слышал я о ваших подвигах, — говорил Дмитрий Евдокимович. — Дружины родов сделали много для нашей общей победы, как и лично вы. Ваш вклад сложно переоценить.

— Мне дана сила, и я использовал её по назначению, — ответил я, не очень понимая, о каком вкладе идёт речь: моих действия в составе штурмового отряда или убийстве Амвросия Птолемея.

Но данную тему Дмитрий Евдокимович раскрывать не стал:

— Вы заслужили награду. Клан и государство в долгу не останутся. На ваш счёт уже переведена денежная сумма, но это не всё. Когда Птолемеи