Читать книгу - "Унэлдок - Юрий Саенков"

Славка, не мигая, смотрел перед собой, вцепившись в ручку подстаканника.

— Отца люстрировали и меня вместе с ним, — быстро проговорил он.

— Не лепи! Не вместе! Скажешь, тебе выбора не давали? А? Вот так взяли и нацепили на тебя белый удок просто за то, что у тебя батя сволочь? Скажешь, так всё было?! — Стул снова дёрнулся под Славкой. — Вот так вы и брешете без продыху! Рассказываете всем, как несправедливо с вами поступили, но умалчиваете, что у вас был выбор.

— Мой отец был не виноват, — сквозь сжатые зубы отчеканил Славка.

И снова удар по спине.

— Это ты так решил?! Или следствие? Или суд? Кто?!

Славка молчал.

— Кто, я спрашиваю?! — Удар. — Кто?! — Удар. — У тебя был выбор! Поступить как гражданин или как враг. И ты свой выбор сделал! И не плачься теперь, что с тобой поступили несправедливо! Твой паскуда-отец смуту сеял! Я всё про тебя знаю! А что ты?! Ты его поддержал! (Удар, удар, удар)…

— Миша! — Чита вскочила с места. — Прекрати! Я очень тебя прошу!

Но верзилу было уже не остановить.

Спинка стула снова дёрнулась, но не вернулась обратно и не ударила по спине, а, ускоряясь, понеслась назад и вниз. Славка опрокинулся вместе со стулом и, не успев прижать подбородок к груди, сильно ударился об пол затылком. Чай выплеснулся ему на грудь, обжигая. В глазах вспыхнуло, а едва зрение немного прояснилось, он увидел в нескольких сантиметрах от своего лица чёрную рифлёную подошву армейского ботинка. Между шишками протектора белел скрюченный окурок. А потом пахнущая землёй и ваксой подошва вжалась в его щёку, с силой придавила голову к полу и стала размеренно елозить туда-сюда, сминая и раздирая кожу.

Чита заголосила.

Славке было видно, как якут хватал её под столом за коленки и смеялся. Михаил надавливал всё сильнее и сильнее. И когда Славке начало казаться, что его череп вот-вот треснет, воевода убрал ногу и вернулся за стол.

— Ты, плесень, — услышал Славка его мертвенно спокойный голос. — Вот Чита — дикий цветок, который пересадили из помойки на клумбу. И отношение к вам соответствующее. К ней — как к цветку. К тебе — как к плесени. Живи пока. Но не радуйся. Плесень радоваться не должна. Она должна сидеть тихо и ждать, когда за ней придут и уничтожат её на корню.

Скрюченный и измочаленный Славка лежал на полу. По разодранной щеке сочилась кровь. Чита смотрела на него испуганно и удивлённо, будто только сейчас разглядела по-настоящему.

— У плесени нет корней, у неё споры, — сказал Славка поднимаясь.

— Он у вас и впрямь совсем дурак, — огорчённо вздохнул Михаил. — Агай, тащи инструменты. Начнём помалу…

* * *

— Ты и вправду дурак совсем?! Вот зачем ты его злить стал? — Чита едва поспевала за Славкой. — Стой! Ну, остановись же!

Славка остановился.

— Он же тебя убить мог! — Чита встала перед ним, заглядывая в лицо.

— Да и пусть!

— Дурак?!

— А ты с ним обнимаешься и чаи распиваешь?

— Ты что, не понимаешь ничего?! Совсем ничего?! Тут нельзя по-другому! Иначе не выжить.

— А зачем? — он посмотрел ей в глаза.

Чита замерла в растерянности.

— Что «зачем»?

— Выживать-то так.

— Умирать страшно… — едва слышно проговорила она.

— Мёртвым ничего не страшно, — сплюнул кровью Славка, щупая языком вздувшуюся десну. — Живые боятся. Мёртвые нет.

Чита достала из рукава платок и стала аккуратно промакивать ссадину на его скуле.

— Ты просто не привык ещё. Пойдём в общежитие. У меня там перекись есть. Рану обработать надо.

Ему хотелось обнять её крепко-крепко и разрыдаться, хотелось залепить ей пощёчину и обозвать самыми паскудными словами, хотелось целовать и целовать её огорчённое лицо: глаза, нос, губы, щёки. Хотелось умереть, чтобы ничего больше не чувствовать и не бояться.

— Пойдём, — мягко потянула она его за руку.

Он послушно двинулся за ней.

На ноге Читы чернела широкая неудобная лента обычного тюремного браслета. Точно такой же браслет обхватывал и Славкину лодыжку под штаниной. С этого момента и он, и она перестали быть никем. Рабство — это тоже статус, пусть и страшный по определению. Но статус этот сделал их ближе друг к другу. И они оба чувствовали это, молча шагая по шахматной дорожке, ведущей их в общее завтра.