Читать книгу - "Антропогенный фактор - Виталий Забирко"

— Положите его, — распорядился медиколог.

Я бережно опустил Куги на траву. Борацци выбил о каблук пепел из трубки, сунул ее в карман, затем присел перед имитантом на корточки и принялся бесцеремонно ворочать кугуара с боку на бок, раздвигая складчатую кожу.

— Прокол, еще прокол… — показал он пальцами две точки на коже Куги между складками. — Это же какой силой надо обладать, чтобы разорвать шкуру имитанта… — Он встал. — Раны старые, получены около десяти часов назад. По времени совпадает…

— Полагаете, Куги их получил в то же время, когда погиб Марко?

— По времени — да, но был ли кугуар рядом с Марко, этот вопрос не в моей компетенции, а в вашей.

— Вы сказали, это серьезно. Что-нибудь можно сделать?

— Я имел в виду совершенно другое. Для человека — серьезно, а для имитанта… Зашью, и завтра будет скакать как ни в чем не бывало, только со шрамом на боку.

— Занести его в манипуляционную?

— Ни в коем случае! Он совсем обесточен, пусть лежит на солнце, подзаряжается. Сейчас вынесу паяльник и сошью рану.

— Паяльник?! — изумился я.

— Именно! — фыркнул Борацци. — Это ваши раны я буду зарубцевывать молекулярным сшивателем, а шкуру имитанта лучше паяльником.

Борацци ушел в коттедж, через минуту вернулся с высокочастотным паяльником, присел перед кугуаром и повернул его на бок.

— Не дергайся, — предупредил он имитанта. — Для тебя это щекотка, а не боль.

Медиколог надел на левую руку защитную перчатку, сомкнул пальцами края раны и поднес к ней жало паяльника. Послышался треск разряда, шипение, от раны потянулась струйка дыма, запахло жженой синтетической кожей. Куги сносил операцию стоически, и хотя я знал, что он почти нечувствителен к боли, казалось, что в его огромных глазах, жалобно смотрящих на меня, плещется страдание. Странно, биочипы отключились, а привязанность имитанта ко мне осталась неизменной. Хотя… Может быть, я и не прав — не скулил же он ночью у дверей коттеджа.

— Все. — Борацци встал, морщась, помахал перед лицом рукой. — Ну и вонища… Надо было респиратор надеть.

Он присел на ступеньки, достал из кармана фляжку, отхлебнул.

— Хотите? — протянул мне.

— Нет, спасибо.

Не отрываясь, я смотрел на багрово-черную полосу обуглившейся кожи на боку Куги.

Борацци перехватил мой взгляд.

— Через пару дней заживет, останется блеклый шрам, — сказал он, вынул из кармана трубку и вставил в нее колпачок с табаком. — А сейчас лучше его оставить здесь, пусть набирается энергии на солнышке.

Он закурил.

— Присаживайтесь.

Я сел рядом на ступеньки.

— Вы можете снять с него мнемограмму? — спросил я.

— С Куги? — Борацци хмыкнул и покачал головой. — Вы хотите извлечь из памяти имитанта эпизод, когда он получил ранение? Вряд ли получится. В принципе возможно, но… Когда вам нужно освежить память и вы используете мнемоскопирование, то вспоминаете конкретный эпизод, и мнемограф высвечивает малейшие детали. А как заставить Куги вспомнить то, что нужно? К тому же подстройки мнемографа под имитанта займут не меньше недели, а память у кугуара короткая.

— А что-нибудь из головы Марко извлечь можно? Я слышал, что после смерти сканированием мозга можно извлечь информацию о последних минутах жизни.

— Слышал он… — Борацци поморщился. — Можно, но не с трупа Марко. Кто-то в курсе методики, поэтому выжег мозг высокочастотным излучением. Как я сейчас шкуру имитанта. Хотите посмотреть?

— Если нет особой необходимости, то лучше не надо.

— Что, природная брезгливость? — нехорошо осклабился Борацци. — Или очередная «легенда», вроде высотобоязни?

— С «легендами», дорогой мой Рустам, покончено. Все уже в курсе, кто я такой, или вы хотите, чтобы представился по полной форме?

— Зачем? — Он пожал плечами. — Знать не желаю, кто вы на самом деле. Вдруг окажется, что агент СГБ — тоже «легенда»?

Он посмотрел на меня с ехидным прищуром, но мне показалось, что в зрачках медиколога промелькнуло холодное любопытство. Будто он на самом деле подозревал во мне кого-то иного, а не агента службы галактической безопасности.

— Такая же «легенда», как и ваш алкоголизм, — не остался я в долгу. — Пьете много, разит от вас как из бочки, но что-то не пьянеете, язык не заплетается, мысли ясные. К чему бы это?

Задавая вопрос, я пытался выяснить, не он ли мой коллега на подстраховке. Но ничего не добился.

— Хэ-хэ… — беззаботно хохотнул Борацци. — С этой «легендой» я уж лет десять не расстаюсь. Повидали бы с мое трупов, тоже бы запили.

Он положил трубку на ступеньки, достал фляжку и снова отхлебнул. То ли действительно был алкоголиком, то ли считал, что не пришло время раскрываться.

— Ладно, побалагурили и хватит, — сказал я. — Считаете, что Марко погиб насильственной смертью?

— Так же, как считаете вы, — пробурчал Борацци, вновь прикладываясь к фляжке. — Не заметил на вашем лице удивления, когда сообщил о выжженном мозге.

— Какую еще информацию вы можете сообщить по результатам вскрытия?

— Мизерную, — буркнул Борацци. — Ориентировочно смерть наступила в половине двадцать шестого часа местного времени от внезапной остановки сердца. Отнюдь не криминальная причина, хотя в медицинской карте патологий сердечной деятельности у Марко Вичета не отмечено. Но даже с абсолютно здоровыми людьми такое иногда случается, и если бы не сожженный мозг и то, что труп сбросили с платформы, причины смерти выглядели бы вполне естественными.

— Как он мог упасть на плато, если защитное поле не отключалось?

— Этого я не знаю, это ваша прерогатива. Я же могу констатировать, что труп Марко Вичета упал с километровой высоты, о чем свидетельствуют характерные повреждения тела.

— Что еще?

— Больше ничего интересного. Вряд ли вас заинтересует, что он ел на ужин, что пил. Ни алкоголя, ни наркотических или токсичных веществ в крови не обнаружено.

— Следы на одежде?

— Со времени смерти до момента обнаружения прошло более шести часов. А биотраттовая ткань комбинезона удаляет самые сильные загрязнения за три часа. Не пробовали вытирать жирные пальцы о комбинезон? Через пятнадцать минут и следов от пятен не останется.

— Предпочитаю вытирать руки салфетками.

— Надо же! — не преминул съязвить Борацци. — Неужели во время обеда вы пользуетесь вилкой и ложкой?

Я пропустил колкость мимо ушей.

— Что у него было в кулаке?

— Ничего.

— Вы полагаете, что пальцы могли рефлекторно сжаться в кулак во время остановки сердца?

— Вряд ли. Мышцы предплечья в момент смерти были напряжены так, будто он собирался кого-то ударить.