Читать книгу - "Клятва на мече - Николай Буянов"

– Высоко ты залетел, – с едва заметной усмешкой сказал Игорь Иванович

– Выше некуда, – в тон ему отозвался Туровский. – Мама всегда тебя мне в пример ставила: у Игоречка одни «пятерки» за четверть, у Игоречка большое будущее, Игоречек в аспирантуре остается… Сейчас уж, наверно, доктор наук?

– Даже не кандидат, – улыбнулся Игорь. – В свое время увлекся не той темой. «Религиозно-мистические учения Древнего Востока».

Они сидели в пустом кафе-"стекляшке" напротив жилого корпуса. Бутылка «Лимонной» осталась почти нетронутой: выпили за встречу, потом, молча, не чокаясь, помянули убитых. Колесников прекрасно видел: те две женщины были для Сергея Павловича отнюдь не просто потерпевшими. Боль в глазах… Боль утраты, не слишком искусно спрятанная под маской профессиональной беспристрастности. Игорь Иванович досадливо плеснул в граненый стакан не стесняясь, от души.

– Будешь? – спросил он Туровского.

– Нет, – буркнул тот. – Мне сегодня нужна ясная голова.

И подумал: «Нализаться бы сейчас и уснуть, ткнувшись мордой в салат… Нельзя: водка не спасет, только запас адреналина в крови иссякнет, злость улетучится. Останется поплакать другу детства в жилетку и полюбоваться собой, так сказать, в траурном одеянии».

– Сейчас, наверное, мог бы защититься, – заметил он вскользь. – Мракобесие – модная тема по нынешним временам.

Колесников вздохнул, улыбнувшись: светла печаль!

– По нынешним временам и мы с тобой, Сережка, моложе не стали. Кандидатская, докторская, кафедра… Чтобы такую жизнь нести на горбу, нужно честолюбие. То есть любовь к чести. Тут уж одно из двух: либо кафедра с диссертацией, либо наука и исследования.

– Ты всегда любил парадоксы.

Туровский помолчал. Потом достал блокнот и ручку – как разрубил тот злополучный узел.

– Я обязан снять с тебя показания. Друг детства рассеянно махнул рукой:

– Да ради бога.

– Вот скажи: неужели вы с Козаковым все утро резались в шахматы? Ты вроде не большой любитель.

– Для меня он вообще как ночной кошмар. Как, по-твоему, ради чего я потратился на путевку?

– Догадываюсь, – сказал Туровский, вспомнив разложенные на столе бумаги.

– Вот-вот! – обрадовался Игорь Иванович. – Я сейчас занят интереснейшей темой! Настоящим историческим расследованием!

– Укокошили кого-то?

– Кого-то! – передразнил Колесников. – Он был одним из крупнейших политических деятелей, говоря современно. Легендарная личность, о которой до сих пор ничего не известно наверняка…

– Козаков из номера не выходил? – перебил Сергей Павлович.

Колесников как-то сразу сник и стал похож на футбольный мяч, который внезапно проткнули и выпустили воздух.

– Не помню. Кажется, выходил, дверь хлопнула. Если честно, я предпочел бы, чтобы он вообще не возвращался. Пойми, мне необходимо, совершенно необходимо сосредоточиться, побыть одному, наконец… А вместо этого: «Игорек, пора на зарядку!», «Игорек, в шахматы», «Игорек, давай выпьем», «Игорек, кого ухлопали?» Черт возьми, тут, рядом, был настоящий убийца! И у него не хватило ума пристрелить моего соседа.

– Во сколько? – сказал Туровский почти с мольбой.

– Что?

– Во сколько он выходил?

– Да господи, какая разница? Не будешь же ты его подозревать в убийстве. Ну, около девяти.

– Долго он отсутствовал?

– Без понятия. Я увлекся, ничего вокруг не замечал.

Игорь Иванович потер лоб мягкой пухлой ладошкой.

– Знаешь, последнее время происходит что-то странное. Пугающее. Непонятные провалы в памяти.

– А ты не… – Туровский показал глазами на бутылку.

– Ну что ты! – взметнулся Колесников. – Ни-ни! Не больше, чем среднестатистический обыватель. В праздники, дни рождения – рюмку, не больше. Никаких зеленых чертиков. – Он вздохнул. – Тем более странно. Ты можешь смеяться… Но я чувствую: кто-то пытается установить со мной контакт. Вроде телепатического.

– Ясно. Нельзя так увлекаться, дорогой мой. Чего доброго, закончишь свои… изыскания за желтым забором. Что же мне с тобой делать?

– Что ты имеешь в виду?

– Не понимаешь? Раз Козаков отлучался из номера, да еще приблизительно во время убийства, то вы с ним – основные подозреваемые.

Он вдруг ударил кулаком по столу:

– Да проснись же, мать твою!

Колесников вздрогнул от неожиданности.

– Я не знаю, чем ты там был занят все утро. Мне плевать на все твои исторические изыскания. Убили двух женщин. Они… – Туровский на секунду запнулся, горло жестоко перехватило. – Они обе мне были очень дороги. Уяснил, друг детства?

– Уяснил, – растерялся Игорь Иванович.

– Ну и ладушки. – Туровский мгновенно успокоился и сел поудобнее, пристроив блокнот на коленях. – Тогда давай вспоминать. Вы вернулись после завтрака вместе или по отдельности?

– Вместе. Под ручку, так сказать.

– И сразу сели доигрывать партию?

Колесников подтвердил и это, потихоньку изнывая под строгим взглядом собеседника. «Надо было спровадить сюда Аллу, – подумал он. – Не все ей дома сидеть». («Дома! – усмехнулся он про себя. – Вот сморозил!»)

– Я терпеть не могу шахматы, – сказал Игорь Иванович.

– Долго вы играли?

– Около получаса. Я стремился побыстрее проиграть и отвязаться.

Около девяти Козаков вышел из номера, просчитал Туровский. Когда вернулся – неизвестно. Может быть, через десять минут, а может, через час. Тут от друга детства толку мало. А много ли времени нужно для того, чтобы совершить убийство? Достаточно нескольких секунд: постучал, подождал, когда откроют, выстрелил… А Борис Анченко в холе? А Светлана, которая слышала скрип двери? («Наверно, я плохой музыкант. Занимаюсь мало». – «А тебе нравится?» – «Нравится. Хотите, я что-нибудь сыграю?») Ты замечательный музыкант, Светланка. И скрип запомнила: короткий, низкий, на одной ноте…

Туровский на секунду прикрыл глаза и сосредоточился. Так. Гулкий пустой коридор. Девочка подходит к телевизору в холл, слышит, как за спиной открывается дверь. Звук очень тихий, но ведь и кругом тоже тихо. А если этот звук донесся с первого этажа?

«Зря я ее отпустил. Единственная ниточка, единственный реальный свидетель».

…Он подкатил «москвич» к дверям санатория, чтобы отвезти девочку на пристань, как и обещал. Светлана спокойно и с достоинством села на переднее сиденье, пристегнула ремень безопасности. Пока ехали, не ерзала, не болтала без умолку, только рассеянно поглядывала на дорогу и думала о чем-то, поджав губы.