Читать книгу - "ИМАГО (Phasis imago) - Владимир Николаевич Васильев"

Чувствовал, что от левой кромки посередке хвойной зоны скоро отвалится целый иссохший пласт и обнажит свежую «шкуру» Листа, сквозь которую немедленно начнут прорастать черенки — зародыши листиков-детенышей. Чувствовал чуть ли не каждое дерево, растущее на Листе; ярче всего — клены с семенами-крыльями. Созревших крыльев на Листе имелось более сотни, но сколько точно — Артем не мог сказать наверняка. Много.

Наверное, так мог бы чувствовать себя и окружащий мир слепоглухонемой от рождения человек, внезапно прозревший и обретший слух. Мир разом получил несколько дополнительных измерений и новая информация обрушилась на Артема, словно лавина на неудачливого альпиниста, однако не погребла его под собой, а всего лишь дала ощущение куда более сложного и многранного мира, в котором отныне предстояло жить.

А кроме того Артем подозревал, что ближайшее будущее преподнесет ему еще немало открытий, но откуда взялась эта почти уверенность — неясно.

Помимо всего прочего Артем совершенно точно знал, что на Листе, кроме него самого, нет других людей.

И, едва осознал это, подумал о Тане с Дасти. Особенно о Тане — что сделали с ним хранители? Тоже принесли в жертву?

Артем вздохнул и сквозь зубы выругался.

Став кем-то иным, он сохранил и прежнего себя. Это бесспорно.

Почему-то Артем ощутил полную в этом уверенность именно после того, как выругался.

Зачем, черт возьми, клону умение ругаться? Если он клон, значит он угодил в руки некоей могущественной силы, могущественной настолько, что знания и умения людей Земли на этом фоне однозначно меркнут. Будь Артем этой силой, наделив клона многими новыми полезными умениями и свойствами, он постарался бы отсечь все бесполезное.

Впрочем, что может знать заурядный хомо сапиенс о мотивах и резонах сил высшего порядка? Может, им и умение ругаться для чего-нибудь сгодится.

Попытавшись подвести хоть какие-то итоги размышлений, Артем остановился на том, что он более-менее представляет кто он, но понятия не имеет зачем он. А это было бы куда полезнее — понять зачем высшие силы вернули его к жизни, новенького и свеженького, без единой царапинки и болячки.

Оставалось надеяться на то, что будущее когда-нибудь раскроет ему эту тайну.

Довольно скоро, в ближайшие же дни Артем осознал: жить стало значительно легче. Пищу не приходилось искать, теперь он просто ЗНАЛ где прячутся съедобные корешки, где созрели нужные плоды, где искать лопухи на портянки и что во-о-он в тех кустах затаился недодушенный молодым енотом куропат со сломанным крылом и поврежденными ногами, которого можно и нужно изловить, добить и съесть — все равно не жилец.

В целом тело слушалось и вело себя как и раньше, сюрпризов не преподносило. Если Артем о что-либо ударялся — было больно. Если совал руку близко к огню — было горячо. Он испытывал голод и жажду и утолял их по мере сил и необходимости. Ощущал сонливость после шестнадцати-двадцати часов бодрствования. Спал чутко, без сновидений.

Он испражнялся, как любое живое существо, когда организм чувствовал в том потребность. Он искал и не находил в себе каких-либо странностей или неожиданностей — за исключением расширившегося восприятия, с которым, говоря начистоту, не особенно понимал что делать. Нет, подсказки Листа в поисках пропитания Артем охотно использовал. Но это, вне всяких сомнений, не более чем забивание гвоздей микроскопом.

Новые способности предназначены для чего-то помасштабнее, нежели поиски подраненых куропатов в кустах.

Неоспоримо одно: Артем теперь связан с Листом некими не вполне ясными и не вполне явными узами. Вопрос только: с любым Листом, на котором доведется пребывать, или же конкретно с этим, в главной полости которого он недавно очнулся? Логика подсказывала, что вероятнее второй вариант.

В бытовых житейских заботах и неизбежных размышлениях прошло одиннадцать дней.

Лист дрейфовал на запад в господствующих воздушных потоках. На горизонте слева при хорошей видимости просматривался далекий берег южного материка, но даже когда он заволакивался дымкой Артем все равно знал о его близости, словно в голову ему встроили систему географического позиционирования. Солнце раскрутило спираль до состояния, когда начало регулярно прятаться за горизонт; правда, дни пока длились втрое дольше, чем короткие весенние ночи.

Легкое беспокойство Артем ощутил перед самым полуднем и долго не мог сообразить — что не так? С утра он успел «поохотиться», хотя нынешняя его охота больше походила на банальное собирательство. Наконец-то получилось сносно закрепить лунку-котел рядом с облюбованной под жилье полостью, поэтому он наварил барсучьей похлебки — давно хотелось какого-нибудь супчику. К сожалению, пока не удалось разжиться настоящей солью и пришлось мудрить: замачивать золу папаруса, а потом фильтровать получившийся раствор и добавлять результат в котел. Зола папаруса содержала разные соли, не только хлорид натрия, но и хлорид калия тоже, а заодно и карбонаты тех же натрия и калия. На вкус оно было странновато, Артем даже сказал бы — вызывающе, но все равно лучше, чем совсем без соли. Непривычные привкусы пришлось глушить большим числом специй, благо в перце, чесноке и черемше недостатка не было, на Листе все это росло в преогромных количествах, а Артем теперь прекрасно знал — где именно.

Насытиться Артем насытился, но справедливо решил: хорошо, что нынешнюю стряпню никто, кроме него самого, не попробовал. Негоже ронять репутацию мастера.

После обеда он решил поваляться, благо постель-подстилку в полости сменил еще с утра. На свежих пихтовых лапах было не так удобно, как на шкурах в стойбище клана, но шкуру для постели хранители Артему не оставили, только комбинезон и ботинки. Зато хвоя восхитительно пахла, хотя и кололась.

Провалялся Артем минут пятнадцать, вряд ли больше. А потом его что-то словно в бок подтолкнуло.

И он сел, вслушиваясь в неясные новые ощущения, к которым никак не мог приноровиться.

Что-то определенно происходило. Не на Листе — в стороне от него, слева, если смотреть по ходу текущего дрейфа, и справа, если встать лицом к носу. Артема словно магнитом потянуло к правой кромке.

Обернув ступни лопухами и обувшись, он выскользнул из полости.

Лес жил своей обычной жизнью, до тревоги Артема ему дела не было.

Шмыгали в траве мыши, зудели джары в буреломе, орали пересмешники, словно соревновались кто кого перекричит. Едва не задевая верхушки браков и акаций в сторону кормы величаво плыла полупрозрачная медуза, отбрасывая на листву и травы такую же полупрозрачную тень.

На медузу Артем зыркнул с подозрением — чего ее занесло во владения человека? Листы эту дочь высот обычно не интересуют, ей подавай вольный простор верхних слоев,