Читать книгу - "Непрощенный - Александр Лидин"

Очень хорошо…

— Последний? — небрежно осведомился он, возвращаясь к своему креслу. Охранник, к которому, возможно, был обращен этот вопрос, ответил почтительным кивком.

— Ну, вот и славно, — произнес барон. — А теперь посмотрим на этого наглеца.

Он встал так резко, словно хотел опрокинуть кресло, и шагнул к выходу, но вовремя вспомнил, что должен соблюсти определенные формальности.

Будь он неладен, этот коротышка!..

Разумеется, толпа все еще пребывала под впечатлением увиденного. Но если правитель Диска не выйдет на пандус и не поприветствует снова своих подданных, подобно радушному хозяину, провожающему гостей, это не останется незамеченным. Барон Пако разгневан! Барона Пако вывел из равновесия какой-то раб, который повел себя непочтительно! Не потому ли, что барону не под силу усмирить этого наглеца?

Для таких случаев есть золотое правило: не всегда надо показать силу — достаточно не показывать слабость.

И тогда все успокоится само собой. Потому что не пройдет и часа, как верных подданных — независимо от расовой принадлежности — куда больше будут занимать проигранные или выигранные мегакусы на кредитках, нежели поведение победителя, который помог им эти деньги приобрести… или, наоборот, потерять.

Публика повалила к выходу Барон с облегчением вздохнул и, окруженный стражей, покинул ложу.

Впрочем, он был не единственным, у кого в этот час душа была не на месте. Старший смотритель Отто Чаруш, который вприпрыжку бежал за своим господином, обливался потом не только оттого, что барон имел привычку сильно прибавлять шагу, пребывая в дурном настроении. В таком дурном настроении Отто Чарушу не доводилось пребывать очень давно — с тех пор, как правитель системы Альдебарана выставил его со своей территории. Тогда Старший смотритель не попал под горячую руку лишь благодаря банде копателей, которая очень кстати высадилась на планете. «Игра иллуры и мауса» продолжалась ровно столько, сколько потребовалось, чтобы гнев барона остыл. В глубине души Отто догадывался: если он и был виновен в том прискорбном инциденте, стремление спасти от расхищения имущество господина вряд ли спасло его самого. А сейчас бы и точно не спасло.

Цирк представлял собой круглое здание, от которого лучами расходились низкие корпуса-пристройки. В одном жил распорядитель со слугами, в другом содержали гладиаторов.

Но барон не пошел в гладиаторский корпус. Не пошел он и к смотрителю, где иногда проводил время после представлений. Он направился туда, где содержали дикарей, преступников и диких зверей — словом, всех, кого приговорили к смерти на арене.

Тяжелые темно-серые створки дверей раздвинулись в стороны. В лицо пахнуло озоном — это поднялась невидимая силовая решетка, когда считывающее устройство опознало барона и подтвердило, что человек, стоящий на пороге в окружении стражников, не является ни клоном, ни двойником правителя Диска.

Барон со свитой прошествовал через дверной проем, а следом выбежал сам распорядитель Второго тюремного корпуса — могучий, украшенный шрамами фед, которому самому было впору выступать на арене. Серое лицо распорядителя дрожало, как желе, а на зрительной полосе, опоясывающей голову, вспыхивали лимонные искры — так у представителей его народа выражалась тревога.

— Господин… — он задыхался. — Господин, посмотрите… Это передают из гладиаторского корпуса…

Фед повернулся к барону и протянул ему ультпраплексовую пластинку.

Охваченный дурным предчувствием, Тоар принял ее, посмотрел… и ахнул.

Камера, с которой транслировалось изображение, была установлена в одном из центральных коридоров гладиаторского корпуса. На полу лежали четверо палачей — безоружные и связанные по рукам и ногам собственными бичами. Судя по обилию синяков и ссадин, эти четверо не собирались сдаваться без боя.

Однако они проиграли. Их товарищи выстроились полукругом, явно не торопясь повторить их опыт. А победитель стоял у колонны, холодно оглядывая противников — тот самый бородатый коротышка, который разделался с лучшим гладиатором барона. Вот кому все нипочем! У маленького мерзавца даже волосы не растрепались, не говоря уже о более серьезных повреждениях.

— И давно они так? — пробормотал барон.

— Двенадцать минут тридцать пять секунд, — печально отозвался фед. — Согласно вашему распоряжению…

Правитель повернул голову и посмотрел на него, словно размышляя, перегрызть нерадивому слуге глотку или все-таки выслушать. Он был на целую голову ниже распорядителя корпуса…

Но бывают случаи, когда даже тупой монтажник, заправляющий роботов в заштатных кафе, может без особого труда угадать, что за чувства переживает стоящее перед ним существо. И угадать совершенно правильно. Не потому, что разбирается в тонкостях мимики инопланетных рас — ему это не надо и, скорее всего, никогда и не понадобится. Не благодаря феноменально развитой интуиции. Просто иногда это настолько очевидно, что не нуждается в объяснениях.

И сейчас монтажник, заправляющий роботов в заштатных кафе, мог бы с уверенностью сказать: будь распорядитель корпуса человеком или существом, имеющим сходную физиологию, он наложил бы в штаны от страха.

К счастью для распорядителя, у федов в состоянии нервного потрясения не происходит расслабления сфинктера. К счастью — потому что в противном случае естественный физиологический процесс мог бы оказаться усугубляющим вину обстоятельством.

— Так что «согласно моему распоряжению?» — процедил барон. — Ладно, песчаные гусеницы, потом будем разбираться… Передатчик!

Один из помощников распорядителя протянул правителю крошечное устройство, и Тоар пару раз ткнул стилом в экран.

— Менга!

Распорядитель гладиаторского корпуса, который появился в выброшенном передатчиком луче, никак своих чувств не выражал — просто потому, что металлическая пластина, заменяющая ему лицо, не была для этого предназначена.

— Ты что, не видишь, что у тебя в корпусе творится? — взревел барон. — Накрой этого мибуна парализатором, трабб слипшийся!

И прибавил пару ругательств, за которые в каком-нибудь лагере копателей могли запросто пырнуть ножом… Хотя нет: если кто-то осмеливается выражаться подобным образом — значит, он по-настоящему силен. Либо же это просто безобидный дудук, который не ведает, что творит, и об которого грех марать оружие.

— Но там мои люди! — попытался возразить Менга.

— Хочешь сказать, что это все? И эту тварь некому скрутить?!

Барон зашипел и снова посмотрел на пластинку-транслятор. Изображение разделилось. Картина, которая появилась справа, в небольшом окошке, выглядела не менее впечатляюще. Шестеро палачей лежали у входа в камеру, и их позы было трудно назвать естественными.

В этот момент маленький гладиатор, похоже, решил, что пауза затянулась, и шагнул вперед.