Читать книгу - "Пехота апокалипсиса - Александр Золотько"

Устроив перед ужином личному составу неожиданный спортивный праздник с кроссом на десять километров, Ильин принял участие в забеге, бежал перед строем демонстративно легко, не оглядываясь, подпрыгивая и срывая на бегу пожухлые листья с деревьев.

Как и следовало ожидать, отставших не было.

После ужина все рыли туалеты и мусорные ямы. К мозолям на ногах прибавились пузыри на руках.

А ночью снова пострадал караул.

Комбат изъятое оружие лично опустил в выгребную яму и приказал часовым по очереди оружие вылавливать. Сам же стоял рядом и пояснял разбуженному начальнику штаба, как именно по его, майора Ильина, мнению, называются солдаты, позволяющие себе спать на посту.

Дождь, как полагается, усилился, когда батальон был поднят по тревоге и построен в две шеренги. Ильин сообщил личному составу, что не может обеспечить ему безопасность, посему приказывает оцепить расположение и бдительно охранять себя и товарищей, до самого рассвета, всем коллективом.

– С рассветом опасность нападения потенциального противника значительно уменьшится, и я смогу сократить вдвое количество постов,– сказал Ильин, медленно двигаясь вдоль строя и с брызгами печатая шаг по раскисшей земле.– Вопросы, жалобы, предложения?

– Это издевательство...– тихо, но отчетливо прозвучало из темноты с левого фланга.

– Кто сказал? – осведомился Ильин.

Тишина.

– Значит, это мне послышалось? – спросил Ильин.

– Не послышалось, мент поганый,– снова донеслось с левого фланга.

Хорошо, подумал Ильин, вот мы и достигли максимума. Теперь главное – дожать, но не перегнуть.

Полевой психолог в Управлении был большой специалист в подобных забавных штучках. На практических занятиях он мог за пять минут довести учебную группу до белого каления, потом одной-двумя фразами успокоить, а потом объяснить, как он сие проделал, и продиктовать для записи в конспект основные схемы работы с коллективом.

Ильину разрешили эти занятия не посещать, после того как на одном из занятий психолог бросился на него в драку и лишь в последнюю секунду опомнился.

– Это значит, в хозяйственном взводе у нас появился чревовещатель.– Ильин двинулся к левому флангу.– Значит, есть кто-то, кто умнее остальных. Значит, нормальные люди стоят и молчат, внимая, что я говорю, а кто-то из хозвзвода...

Ильин прекрасно понимал, что сейчас нужно разделить недовольную массу на тех, кто терпеливо молчит, и на тех, кто покрывает говоруна.

– Значит, хозвзвод...– снова протянул Ильин и увидел, как левофланговый второй роты чуть-чуть принял вправо, увеличивая дистанцию между собой и хозяйственниками. Всего сантиметров на десять. Но дистанцию.

Во всем хозвзводе было десять человек, вместе с командиром.

– Значит, так...– Ильин остановился перед ними.– Я могу сейчас вздрючить весь личный состав батальона. Типа – ночные маневры. Действия по тревоге и прочие радости. Уверяю вас, через три часа семнадцать минут две роты постараются объяснить взводу свое видение правил Сближения и Сосуществования. Это называется воспитанием через коллектив. Я мог бы также вздрючить весь взвод, и меньше чем через час болтуна научили бы молчать его соратники по хозяйственной службе. Но я гуманист.

Кто-то хмыкнул в строю на правом фланге.

– Да, гуманист! – повысил голос Ильин.– Кто не согласен – выйти из строя!

Никто не вышел.

– Вот видите! – крикнул Ильин.– Я и говорю – гуманист. Более того, я – доверчивый гуманист. Я просто начну опрашивать хозвзвод. И буду верить каждому ответу. Ведь болтун обязательно скажет, что это именно он хамил комбату. Ведь скажет?

Тишина.

– Он же смелый – скажет. Он же будет знать, что последнего в строю я спрашивать не буду. Ведь если его товарищи не врали, то виноват последний, не опрошенный. Методом исключения. Не так? – Ильин подошел к первой шеренге и осветил фонарем лицо крайнего.– Ты сказал?

– Нет.

Луч фонаря скользнул в сторону.

– Ты?

– Нет.

– Ты?

– Нет.

– Ты?

Солдат замялся.

– Рожай, боец, чего нервничать? Я ведь не заставляю стучать, обрати внимание. Я не спрашиваю – кто сделал. Я спрашиваю, не ты ли это. Не ты?

– Нет, но...

– Ну и все, можешь молчать. Следующий? Ты умничал?

– Я.

– Точно?

Солдат переступил с ноги на ногу, бросил быстрые взгляды на сослуживцев.

– Я.

– Можешь повторить то, что говорил?

– Это издевательство,– сказал солдат, на скулах вспухли желваки.– Мент поганый...

Фонарь упал в лужу, солдат вылетел из строя, обрушился в грязь, подняв фонтаны брызг.

– Обратите внимание, уважаемые зрители.– Ильин шагнул, наклонился, подхватил солдата за воротник и хлястик бушлата и запустил его вдоль строя, как торпеду.– То есть я не прав, а он – молодец. Он – молодец, не испугался сказать правду в лицо.

Ильин рывком за воротник поднял солдата на ноги.

– Ты знаешь, что находится в пятнадцати километрах отсюда? Во-он в той стороне. Знаешь?

Солдат мотнул головой.

– А там находится Внешняя граница Территории. Вам этого не говорили?

– Не... не говорили,– выдавил солдат.

Воротник врезался ему в горло, мешал дышать.

– Так я говорю. А вы слушаете. Знаете, что такое чужекрыса? Слышали? Двадцать килограммов голодной ярости. Группа из трех голодных особей съедает человека за три минуты. Полностью. А сытые рвут всех, до кого могут дотянуться, не останавливаясь. Еще месяц назад твари появлялись в этих местах. Спящий часовой будет для чужекрыс только закуской. А потом они займутся вами. Значит, это я не прав, отлавливая спящих часовых? Не часовые, которым насрать на свою жизнь и вашу, а я? Не начальник караула, который не следит за часовыми, а я? Значит, это он прав,– Ильин встряхнул солдатика,– а не комбат, который пытается вдолбить в ваши головы...

Ильин отпустил воротник и дал солдату подзатыльник.

– Стать в строй!

Солдат вдруг вытянулся, откозырял:

– Есть стать в строй!

– Вот так,– сказал Ильин.– Вот именно таким образом. Всем собраться в столовой. Кроме нового состава караула, естественно.

А потом два часа рассказывал батальону о том, куда они попали.

Чужекрысы. «Верблюды», волокущие товар с Территории и готовые убить любого, оказавшегося на пути. Корабли, имеющие гнусную привычку менять свои маршруты. Красно-коричневая чужая растительность, почти неотличимая сейчас от жухлой земной листвы и методично, метр за метром, вползающая в земные леса. Голоса, уводящие за собой в глубь Территории.