Читать книгу - "Одноглазый дом - Женя Юркина"

Спустя четверть часа, пыхтя и фырча, Флори тащила огромную стопку, собранную из библиотечных томов, и думала: «Сумасшедшая. Неужели ты и впрямь веришь, что за день сможешь все прочитать и найти способ спасти Дарта?» По пути она пару раз чуть не бросила ношу на землю, потом споткнулась, больно подвернув ногу, вымокла как мышь и трижды успела пожалеть о своем решении. За все мучения ее ждала награда – транспорт с водителем. Десмонд заметил ее издалека и бросился на подмогу.

– Ты ограбила книжную лавку, чтобы повидаться с Дартом в соседних камерах? – спросил он удивленно, когда Флори вручила ему свою ношу.

Колени и руки у нее дрожали, в боку кололо. Понадобилось время, чтобы она отдышалась и ответила:

– Буду изучать историю безлюдей и юридическую практику.

– Тяга к знаниям – это хорошо, – усмехнулся Дес, – но мы идем на суд, а не на экзамен.

Флори легонько толкнула его в плечо:

– Надеюсь, твое хорошее настроение значит, что ты принес хорошие новости.

– Ничего это не значит, – внезапно помрачнев, сказал он. – Я шучу в любом настроении.

Она досадливо поджала губы, хотя уже смирилась, что все их планы с треском провалились. Если план рухнул от одного щелчка – значит, у тебя не было плана. Еще одна житейская мудрость, проверенная на собственном опыте.

– Так что у тебя? – спросила она, когда Дес, погрузив книги, сел за руль.

– Меня назвали навязчивой мухой и посоветовали больше не появляться перед горъюстами с такими вопросами. А как прошла твоя встреча?

– Ничем не лучше, – неохотно ответила Флори, чувствуя себя виноватой теперь и за то, что в очередной раз все испортила. Что она сделала для спасения Дарта? Вначале оболгала его, потом устроила истерику в кабинете домографа, а теперь натащила кучу книг в надежде, что на какой-нибудь странице найдется спасительный ответ.

С минуту они просто молчали. Флори сидела, опустив голову, Дес задумчиво барабанил пальцами по рулю.

– Кажется, решимости в нас поубавилось, – констатировал Дес. – Может, разговор с Дартом натолкнет на нужные мысли?

Это прозвучало так, будто Дарт прятался в машине и ждал подходящего момента, чтобы появиться с громким возгласом: «Сюрприз!» Флори обернулась, но, конечно, никого не обнаружила. Отвечая на ее немой вопрос, Дес вытащил из внутреннего кармана жилета нефритовый диск – жетон горъюста, символ справедливости, которой они служили.

– Откуда ты…

– Одолжил, – перебил он с самодовольной улыбкой. – Должна же быть от них хоть какая-то польза?

Прежняя Флори нахмурилась бы и заявила, что красть и обманывать нехорошо, а уж соваться с чужими жетонами в тюрьму – и вовсе недопустимо. Сейчас же она испытывала прилив сил и желание действовать. Дарт мог рассказать важные детали: о том, как прошел его визит в Корень-дом, об убитых лютенах, о своих подозрениях, которые позволили ему обвинить Паучиху на последнем совете…

Воющий домишко располагался неподалеку от домографной конторы, и у Флори не было времени, чтобы подумать, насколько хороша их затея. Безлюдь входил в состав охранной системы города – с тех самых пор, когда преступность в Пьер-э-Метале резко возросла и властям пришлось искать дополнительное место для камер. Последние годы Воющий домишко служил тюрьмой для лютенов. «В этом есть особый смысл, – сказал ей Рин, когда они ехали в суд, – заключить лютенов, уклоняющихся от службы, в другом безлюде. Это напоминает им, что нельзя убежать от клятвы». Он верил в это как в непреложную истину. Безлюди были его религией, а Протокол – сводом священных правил.

Но больше всего Флориану пугало количество осужденных лютенов: сколько же их в камерах, строптивых, несогласных и жаждущих свободы, – тех, кто отрекся от службы и стал предателем? Их заманивали в безлюди, связывали строжайшим Протоколом, а в случае непослушания запирали в тюрьмах или казнили. Их некому было защитить, потому что все лютены одиноки: сироты, вдовы, старики, бездомные, отчаявшиеся и сломленные – человеческие безлюди. За них не боролись, они служили расходным материалом, потому что город всегда мог дать еще. Лютены «ковались» в детских приютах, в лечебницах, где теряли близких; в трущобах, жители которых гибли от недостатка еды или избытка выпивки; в пожарах, уничтожавших дома и семьи; на фабриках, чьи опасные станки помимо продукции производили калек и мертвецов…

При виде мрачной громадины дома, похожего на кусок отколовшейся горы, она испытала не страх, а твердую решимость, словно бы пришла бороться не только за Дарта, но и за сестру, и за саму себя.

Дес остановил колымагу в отдалении от ворот, и Флори спросила, можно ли ей пойти одной. Он замер в растерянности, его брови причудливо поползли вверх, точно измеряли уровень удивления.

– Мне бы хотелось извиниться и… вообще… – попыталась объяснить она и сразу умолкла, не желая продолжать вранье, прикрывающее настоящие мотивы.

Десмонд бросил на нее подозрительный взгляд и, смирившись, протянул жетон.

– Будь осторожна.

Когда она оказалась перед тяжелыми воротами с остроконечными пиками наверху, смелости в ней поубавилось. Переборов смятение, она постучала дверным молотком – массивным кольцом в пасти волка. По ту сторону ворот громыхнул засов, и открылось небольшое окошко, откуда выглянуло рыхлое лицо.

– Кто? – пробасил тюремщик.

– Горъюст по делу Даэртона из Голодного дома, – ответила Флори. В горле пересохло и запершило. Она едва сдержалась, чтобы не закашляться.

– Нас не предупреждали.

– Я вас предупредила только что.

Она ткнула жетон ему в лицо и подумала, что повела себя слишком дерзко, однако это сработало. Очевидно, люди, имевшие дело с законом и преступниками, не отличались мягкотелостью.

На воротах загрохотал другой засов, и Флори пропустили внутрь. Тюремщик провел ее к дверям здания, сверился с какими-то записями и сказал следовать за ним.

Воющий домишко изнутри напоминал крепость: каменные стены без окон, высокие потолки и ров посередине. По периметру дежурили люди с ружьями. Внизу держали заключенных, а стражники наблюдали за ними с верхнего этажа. Следуя за провожатым, Флори спустилась по лестнице в промозглый подвал, но самым жутким и неприятным здесь оказался неумолкающий вой.

Несмотря на охвативший ее ужас, она двинулась мимо камер. В одной из них, забившись в угол, рыдала женщина; в следующей безрукий мужчина сидел над перевернутой миской и выл от беспомощности. Комки каши разметались по полу и стенам. Когда заключенный склонился над остатками пищи, Флори отвернулась, испытав брезгливость и шок одновременно. К другим арестантам она не заглядывала, хотя продолжала слышать завывания и стоны на все лады. Но что-то заставило ее вновь повернуться. В камере, мимо которой они шли, распластавшись на грязном матрасе лежала