Читать книгу - "Пески Марса. Земной свет - Артур Чарльз Кларк"

Садлер заранее знал, что никак не может рассчитывать на собственный кабинет, в лучшем случае ему дадут стол в каком-нибудь углу бухгалтерии – так оно и случилось. Ничего страшного, и то слава богу; он изо всех сил старался доставлять окружающим как можно меньше забот, не привлекать к себе излишнего внимания, да и вообще сидеть за этим столом почти не приходилось. Все окончательные заключения он писал в своей комнате – тесной, как мрачный бред клаустрофоба, ячейке; именно из таких ячеек и состоял жилой уровень.

Потребовалось несколько дней, чтобы хоть немного свыкнуться с абсолютно неестественным образом жизни. Здесь, глубоко под поверхностью Луны, времени не существовало. Резкие температурные перепады дня и ночи проникали в скальный грунт на метр, может – на два, но никак не более; волны жары и холода затухали, не в силах добраться до тех глубин, где спрятались люди. Одни только часы мерно отсчитывали минуты и секунды; время от времени свет в коридорах тускнел – это значило, что прошло еще двадцать четыре часа и наступила так называемая ночь. Но даже тогда Обсерватория не засыпала, у кого-то обязательно была вахта. Астрономам ритм лунной жизни не причинял особых неудобств, они всегда работают в неурочное для других время – к вящему негодованию астрономических супруг, разве что те – как это часто бывает – тоже астрономы. Страдали и ворчали техники, на чьих плечах лежала задача круглосуточно обеспечивать Обсерваторию воздухом и энергией, поддерживать бесперебойную работу связи и вообще всего чего угодно.

А лучше всего живется административному персоналу, думал Садлер. Ну кому какое дело, если бухгалтерия, магазин и развлекательные учреждения раз в сутки закрываются на восемь часов, самое главное – чтобы работали медпункт да кухня.

Первоочередная задача – жить со всеми мирно, никому не мозолить глаза – разрешалась вполне успешно. Садлер познакомился уже со всем начальством Обсерватории (за вычетом улетевшего на Землю директора) и знал в лицо добрую половину рядовых сотрудников. Согласно плану он должен был изучать отделы последовательно, один за другим, пока не удастся ознакомиться со всем, что здесь есть. А после этого – посидеть пару дней и подумать; есть дела, с которыми никак нельзя спешить, какой бы спешной ни была необходимость.

Спешная необходимость – да, именно она и создавала главные затруднения. Садлеру несколько раз говорили – без всякой враждебности, что он появился здесь в очень неудачное время. Растущая политическая напряженность отражалась и на маленьком коллективе Обсерватории, люди стали раздражительными, часто и легко срывались. С открытием сверхновой положение несколько улучшилось, кто же будет интересоваться ерундой вроде политики, когда в небесах сверкает настоящее чудо? Но уж тем более сотрудники Обсерватории не хотели отвлекаться от этого чуда на всякие там дебеты-кредиты, и Садлер ничуть их не осуждал.

Немногие минуты, которые удавалось урвать у работы, он проводил в общей гостиной, куда собиралось все местное население, свободное от вахты. Этот центр общественной жизни предоставлял идеальную возможность поближе присмотреться к мужчинам и женщинам, добровольно обрекшим себя на ссылку, одни – во имя науки, другие – во имя более чем приличной зарплаты, которая одна только и могла заманить на Луну людей, как они сами себя характеризовали, разумных.

Всю свою жизнь Садлер интересовался не столько людьми, сколько цифрами и фактами, а сплетен так попросту не переносил, однако он понимал, что не имеет права проходить мимо подобной возможности – не говоря уж о том, что инструкции особо, даже с излишней, пожалуй, циничностью, подчеркивали этот момент. Да и то сказать, ведь природа человеческая одинакова везде, в любой общественной прослойке, на любой планете. Значительную часть наиболее ценной информации Садлер попросту подслушал, стоя неподалеку от бара.

Общую гостиную проектировали с величайшим вкусом и тщанием, а постоянно меняющаяся фотороспись стен заставляла совершенно забыть, что этот просторный зал находится глубоко под поверхностью Луны. Благодаря капризу дизайнера здесь имелся даже большой камин, в котором вечно горела – и никогда не сгорала – весьма реалистично выполненная груда дров. Садлер никогда не видел камина настоящего, а потому был от этой имитации в полном восторге.

Показав себя вполне приличным собеседником и партнером по играм, он заслужил положение признанного члена общества и знал теперь всю местную скандальную хронику. Обсерватория оказалась точным уменьшенным слепком Земли – если оставить за скобками тот факт, что средний ее сотрудник был на порядок умнее среднего обитателя родной их планеты. За исключением убийств (вполне возможно, это было лишь делом времени), почти все, что происходило в земном обществе, происходило и здесь. Садлер редко чему удивлялся, а такому очевидному факту – и подавно. Только естественно, что после длительной жизни в почти полностью мужском обществе все шесть девушек из вычислительного центра имеют, мягко говоря, сомнительную репутацию. А кого удивит, что главный инженер не разговаривает с заместителем главного администратора, или что профессор Икс считает доктора Игрека окончательным психом, или что, согласно общему мнению, мистер Зет мухлюет в гиперканасту? Садлер выслушивал все эти истории с большим интересом; не представляя ровно никакой важности, они лишний раз доказывали, что Обсерватория – одна большая семья.

Поперек весьма аппетитной девицы, украшавшей обложку номера «Трипланет ньюс» за прошлый месяц, стоял жирный штамп «ИЗ ГОСТИНОЙ НЕ ВЫНОСИТЬ». «Это кто же ее так разукрасил? – подумал Садлер. – Я бы таким шутникам…» Его размышления прервал Уилер, буквально ворвавшийся в гостиную.

– Что там у тебя? – поинтересовался Садлер. – Нашел еще одну сверхновую? Или ищешь жилетку, куда поплакаться?

Не вызывало сомнений, что нужна именно жилетка, ровно так же было понятно, чья это будет жилетка. Садлер довольно быстро сошелся с Уилером и знал его теперь насквозь. Молодой астроном был одним из самых младших по должности сотрудников Обсерватории, но в то же время и самым из них примечательным. Едкое остроумие, полное отсутствие уважения к авторитетам, постоянная уверенность в собственной правоте и страсть поспорить по любому поводу – все эти качества ни в коей мере не позволяли ему поставить свою свечу в сокровенном месте^[4]. Даже люди, относившиеся к Уилеру не очень одобрительно, соглашались, что он – блестящий ученый и, скорее всего, далеко пойдет. В данный момент этот многообещающий молодой человек не успел еще растранжирить кредит всеобщей любви, порожденной открытием сверхновой (успех сам по себе достаточный, чтобы обеспечить астроному пожизненную репутацию).