Читать книгу - "Проходимец по контракту - Илья Бердников"

— А я совсем не против проверить бар прямо сейчас, — поиграл плечами Санек, — а, Данилыч? Чего до ресторана тянуть?

— Можно и проверить, — кивнул Данилыч. — Только совсем немного. И тебе, Лех, придется пока с сухим законом пожить. Ты же у нас — пилот!

— Слушай, Данилыч, — зашептал я ему на ухо, — какой из меня…

Данилыч, словно шутливо, ткнул меня кулаком. Я заткнулся, понимая, что он не хочет сейчас говорить в присутствии этого Норчуна. Гид-переводчик, блин, где он взялся на нашу голову? Ясно ведь, что приставлен он к нам для слежки больше. А где тогда говорить? Не факт, что номера, в которых нас поселят, не прослушиваются и не просматриваются местными ретивыми спецслужбами. Тем более что так навязываемые нам браслеты сами по себе, скорее всего, являются средствами слежения за нами.

Я с неприятным чувством продел левую руку в браслет. Тот сразу сжался, мягко обхватывая руку чуть выше запястья. На вроде бы непрозрачной поверхности высветился экранчик площадью около спичечного коробка, на нем мелькнули какие-то символы…

Ладно, потом разберемся.

— Норчун-сан, — обратился я к нашему гиду, — а сколько еще дней до начала соревнований осталось?

— Четыре, — растянул улыбку до невозможного Норчун. — Надеюсь, что этого хватит, чтобы познакомиться с трассой и обкатать ваш новый хатан.

Хатан… а, это он «метлу» имеет в виду. Что ж, назвался груздем — полезай в кузов, Алексей Павлович. Ты теперь — участник соревнований на этих самых хатанах, будь они неладны! И остается только уповать на то, что удастся каким-то образом улизнуть до начала соревнований.

— Позвольте заметить, что вы смелый человек, Алексей-нэр, — заметил Норчун. — Не всякий решится принять участие в свободных гонках на их родине, где этот вид спорта является национальной гордостью. Тем более что вы выбрали гонки именно старого стиля. Ведь так?

Норчун говорил, вежливо улыбаясь и не отворачиваясь в сторону, его ловкие руки плавными движениями разливали напитки из скрытого в боковой панели бара, словно действуя помимо его воли, живя отдельной жизнью. Что ж, ловкий дядька, улыбается приветливо, но глаза — цепкие, будто чертополох. Непростой у нас гид-переводчик, ох какой непростой… А насколько он быстро поймет, что я никакой не спортсмен-пилот, а прибывший за контрабандным товаром человек, мечтающий вытащить свою семью с закрытого мира Земли… Притворяйся, Алексей, притворяйся! Не строй из себя бывалого аса, скорее, глупого, неотесанного провинциального спортсмена лепи. Типа сунулся сдуру в серьезное дело, очумев от успеха в сельском заезде… Погорячился парень, а теперь, осознав величие местного спорта, очень нуждается в помощи…

— Норчун-сан, — Норчун поклонился, я тоже, — а каким бы образом поближе познакомиться с правилами именно старой школы гонок на хатанах? Дело в том, что я из закрытого мира и об этих соревнованиях мне мало известно. Вот, отправили меня бизнесмены нашего города, вложили деньги, а я…

Норчун понимающе закивал, протянул мне узкий стакан с каким-то бледно-молочного цвета напитком. Маня сразу задергалась, пытаясь просунуть любопытный усатый нос в узкую горловину.

— Ты не будешь это пить! — Я изо всех сил пытался удержать упорно лезущую к стакану животину.

Маня заверещала на весь салон, убеждая меня, что жить без этого напитка просто не может, вот упадет сейчас и умрет в страшных конвульсиях, и пусть мне будет за это стыдно!

Я вылил немного напитка на ладонь, предложил гивере, та понюхала и сделала удивленные глаза: мол, чего это ты мне такую гадость предлагаешь, совсем с ума сошел?! Еще и отвернулась с выражением величайшего презрения к такому глупому и недалекому члену своей стаи… Противное животное!

Норчун с видимым равнодушием взирал на наши с Маней взаимоотношения, и только слабая искорка издевки на самом дне его маленьких темных глаз свидетельствовала о том, что он просто наслаждается моим глупым видом.

— А правила просты, Алексей-нэр: та же новая школа, только с силовыми методами воздействия на противников. Да вы не бойтесь этого: медицина у нас сильная, на ноги быстро поставят, если что. Главное — не умереть, пока реаниматоры не подоспеют… — Он кивнул на мою наполненную напитком ладонь, с которой я уже не знал что делать. — А руку вы можете о что угодно в салоне вытереть: следов не останется.

— А сколько заездов в соревнованиях? — с какой-то подозрительной дрожью в районе желудка поинтересовался я, ощущая себя уже каким-то смертником, спортивным камикадзе, что ли.

— Один, к сожалению, — мило улыбнулся Норчун. — А большее количество просто не имеет смысла: все равно почти все соперники выбывают обычно с трассы, кроме победителя, разумеется! Ну а вторых и третьих мест в этом соревновании не существует: это же не новая школа, разработанная специально для внешних!

Даже Санек немного притих при этом нарочито равнодушном описании и уже не так активно прихлебывал из бокала. Данилыч, так тот вообще погрузился в мрачные размышления, забыв о напитке, что темно-красной струйкой потек из наклоненного бокала на светло-коричневую обивку салона. Пятен не оставалось: обивка словно всасывала жидкость в себя, сохраняя идеальный вид. Мечта холостяка: ковер, который сам себя пылесосит… И о чем я думаю?

Я, убедившись, что салон действительно не пачкается, вытер руку о боковую панель. Обшивка тут же, словно давно ждала этого, впитала влагу и оставила ладонь совершенно сухой — я специально это проверил, потерев вспотевший лоб. И следа на обшивке не осталось — с этим порядок.

Норчун с улыбкой наблюдал за моими действиями, по-видимому наслаждаясь представлением.

Ах да, мы — внешние… Вот и прорвалось высокомерие твоей расы, гид-переводчик, как ты ни улыбайся, как ни кланяйся внешним гостям… Что ж, ты считаешь себя лучшим по определению, по месту рождения, по расе, по крови. Когда-то одни люди так тоже считали. И решили очистить мир от совсем других, а тех, кто были поближе расовыми признаками к их «избранной расе», постановили сделать рабами. И даже преуспели в своих планах… но — только вначале. А затем…

— Мы подъезжаем, — с улыбкой сообщил нам Норчун, не подозревая о том, что я только что сравнил его с нацистами. — Желаете насладиться панорамой города? Это — Като, центр Шебека, его столица.

Он говорил мягко, но горделивые нотки все же проскакивали в его голосе, как ни пытался он скрыть под напускным гостеприимством: мол, смотрите, гости дорогие, на недоступную вашим возможностям мощь и красоту, удивляйтесь могуществу и интеллектуальному уровню, до которых вам еще расти и расти…

И посмотреть было на что.

Затемненные экраны окон просветлели, пропуская радость солнечного света в салон. Стало видно узкую ленту Дороги, прямой линией врезающейся, среди сияния солнца на морской глади, в какую-то светлую массу, вырастающую на горизонте. Или шофера в нашем средстве передвижения действительно не было, или впереди салона был вместо окна большой экран, передающий сверхправдоподобную картинку с передней камеры машины, но мы все, сидящие в салоне, могли свободно видеть в «лобовое стекло» открывающуюся перед нами панораму гигантского мегаполиса: небоскребы монументальных размеров, соединенные между собой паутиной переходов, циклопические платформы на умопомрачительной высоте, служащие, по-видимому, чем-то вроде аэродромов для многочисленных летающих средств передвижения, а может, и высотными садами-полями, за неимением места на земле…