Читать книгу - "Путь домой - Алексей Гравицкий"

А ничего. За Яну можно не беспокоиться: если Фарафонов сразу не убил, с ней все будет в порядке. Она чудесно устроится на прежнем месте возле Фары. С ее талантами это не составит труда.

За Ваньку-радиста беспокоиться — не мое дело. Кто он мне? Да никто. Он у меня женщину увел. Выходит, ловить здесь больше нечего. Драпать надо. Догонять немца со Звездочкой и делать ноги.

Фарафонов и его кодла приблизились на опасное расстояние. Я опустился на брюхо и залег, чтобы не отсвечивать. Так больше шансов остаться незамеченным.

Подул ветерок, пробрал до костей. Несмотря на адреналин, мгновенно стало холодно. А ведь я знал, что холод вернется. Не простудиться бы.

Вооруженные мужики стали удаляться. Ну вот и всё, теперь не заметят. Можно еще посидеть малость и отступать. Успею добежать до света, догнать своих и убраться отсюда куда подальше раньше, чем Фара со своими головорезами доберется до Митрофаныча.

А там, будем надеяться, что, получив свое и упустив нас, Григорий забудет о мести и вернется к себе в Новгород.

Спины преследователей сделались крохотными, отдалились. Я поднялся с заснеженной земли.

«Митрофаныч!» — мысль ледяным колом ударила в мозг, пронзила позвоночник.

Я закусил губу, ругая себя последними словами. Что ж за дурак-то такой? Чему обрадовался? На меня Фара может и плюнет. Не рационально это — бегать за мной по всему свету. А что он сделает с человеком, который давал нам кров? И что сможет противопоставить Митрофаныч девяти вооруженным мужикам?

Не полезет он на них. И не сбежит. Разговаривать станет, дурень миролюбивый. К чему приведут эти разговоры, догадаться не трудно. Ваньку, например, расчетливый большой человек из Великого Новгорода мог бы использовать как проводника. А раз Ваньки с ними нет, значит, как минимум, ходить он уже не может.

И что будет с Митрофанычем?

И что делать?

Фарафоновская кодла удалялась. В то, что они не застанут Митрофаныча дома и рванут по нашим следам, веры не было.

И тогда я сделал первое, что пришло в голову, а может, в сердце, в обход головы. Поднялся на ноги, вышел из кустов на открытое пространство и во всю глотку, срывая голос, заорал:

— Эй, мудрилы! Не меня потеряли?!

Такая хренька.

…Это случилось, должно быть, классе в пятом. Помню, было помешательство на вкладышах от импортных жвачек. «Turbo» с невероятными фотографиями иностранных машин. «Donald» с мини-комиксами с участием персонажей мультфильмов Диснея. «Love is…» с дурацкими, наивными объяснялками, что такое любовь…

Вкладыши коллекционировали все. А еще на них принято было играть. Каждый игрок делал ставку в один, а то и несколько вкладышей, после чего по получившейся стопке лупили ладонью. Смысл игры был в том, чтобы перевернуть вкладыши. Те, что от удара переворачивались, хлопнувший по стопке игрок забирал себе.

Олег не играл на вкладыши никогда. Он, как и все, занимался собирательством. У него была внушительная коллекция, которую Жирдяй частенько таскал с собой, чем вызывал у окружающих приступы черной зависти. В его собрании цветных, пахнущих жвачкой, отпечатанных на хрустящей клеенчатой бумаге картинок попадались невероятные раритеты. Но никто и никогда не мог развести его на игру.

Более того, мало кто имел возможность подержать в руках и разглядеть его богатство. Я такой привилегией пользовался, благо мы на тот момент были в дружеских отношениях. Борька Киселев с Олегом даже не приятельствовал, называл его в глаза и за глаза Жирдяем и не держал за человека. Потому Борзому доступ к Олежкиным раритетам был заказан.

В тот день мы с Олегом сидели на перемене в классе и разглядывали новинки его коллекции. В классе, кроме нас и девчонок, никого не было. Потом я оставил Олега и пошел в туалет.

На выходе столкнулся с Борзым. Вокруг него сгрудилось пяток наших одноклассников, что ходили у Боряна в прихлебателях, и по одному виду этой компании было ясно, что их объединяет общая цель.

— Серый! — заорал Борька, столкнувшись со мной нос к носу у школьного сортира. — Пошли с нами.

— Куда? — не понял я.

— Жирдяя бить.

— Зачем?

— А чего он с нами на вкладики не играет? Куркуль. Мы ему накидаем и вкладики заберем. Идешь?

Я помотал головой.

— Слабак, — фыркнул Борзый. — Ну и ладно, нам больше достанется.

И они пошли по коридору в сторону класса. А я стоял и смотрел им в спины. Думал, что вот они сейчас придут, побьют моего друга и отберут у него самое дорогое. А я? А что я могу?

— Борян — дурак! — заорал я неожиданно для себя. — Борзая тупорылина!

Киселев резко обернулся и кинулся в мою сторону. Я бросился наутек, но как я ни гнал по коридорам, как ни убегал по этажам и лестницам, меня поймали.

На урок я пришел с опозданием, разбитой губой и порванным карманом. От учителя получил невеселую запись в дневник, но коллекция Олега в тот раз была спасена.

Жирдяя раскулачили несколькими неделями позже…

Я никогда не считал себя трусом, но и на рожон особенно не лез. Бывали ситуации, в которых предпочитал стоять в стороне. Но не зря говорят, что раз в год и палка стреляет. Случались в жизни и такие моменты, когда внутри — раньше мысли, помимо воли — возникало что-то толкающее на необдуманные поступки. Иногда я о них жалел, иногда — нет.

Сейчас не было времени даже на осмысление.

Мелькали ветки, качались перед носом сугробы.

Меня мотало из стороны в сторону. Я тонул в снегу, спотыкался, падал, поднимался и бежал дальше. В голове невесть из каких глубин памяти всплыла хрипатая песенка Высоцкого: «Рвусь из сил я, из всех сухожилий, но сегодня опять, как вчера, обложили меня, обложили, гонят весело на номера».

Дыхание сбилось. Я промок до нитки. Зато ушел холод. Временно, конечно, но хоть так.

Григорий и его люди гнали меня, как зверя. Азартно, весело, предвкушая расплату за все. За бегство, за уведенных Яну и немца, за то, что скакали за мной столько времени, бросив общину и все дела.

Я снова кувырнулся в снег, поднялся на ноги и бросился, пригибаясь и ежась, через лес. Чувствовал я себя при этом загнанным волком, на которого открыли охоту. А чего еще было ждать?

Дурак решил поиграть в героя. Похвально, но только умнее он от этого не стал. Как дураком был, так и остался.

На мой доблестный выход из кустов Фарафонов среагировал мгновенно. С реакцией у большого человека все оказалось в порядке: обернулся на окрик, увидел, узнал, скомандовал. На все это у него ушли считанные секунды.

По счастью, у меня реакция тоже сработала как надо. А может не она, а инстинкт самосохранения. Во всяком случае, с места я рванул раньше, чем люди Фары успели сократить расстояние между нами.