Читать книгу - "Город и город - Чайна Мьевилль"

– Мне ничего не известно о том, кто это.

– У нас есть еще время; мы могли бы передать эту инфу и объяснить, что вы просто немного задержались…

– Что передать? У нас ничего нет.

– У нас есть гад-объединитель, который что-то знает. Поехали. – Он встал и забренчал ключами от машины.

– Куда?

– Заниматься детективной работой, блин!

* * *

– Ну конечно, черт побери, – сказал Датт. Он мчал по улицам Уль-Комы; сирена машины захлебывалась. Он поворачивал, кричал оскорбления разбегавшимся улькомцам, молча объезжал пешеходов и машины в Бешеле, которые ускорились с бесстрастной тревогой, поводом для которой служат несчастные случаи за рубежом. Если мы сейчас задавим одного из них, это будет бюрократическая катастрофа. Создав пролом, мы совсем не облегчим нашу ситуацию.

– Яри, это Датт! – крикнул он в мобильник. – Не в курсе, наши объединители сейчас на месте? Отлично, спасибо. – Он захлопнул телефон. – Похоже, что хотя бы кто-то из них есть. Я, конечно, знал, что вы общались с бешельскими объединителями. Читал ваш отчет. Но какой же я дурак… – Он похлопал себя ладонью по лбу. – Мне и в голову не пришло поговорить с объединителями нашего местного розлива. Хотя, конечно, из всех мудаков – а мудаков у нас хватает, Тиад, – именно эти постоянно друг с другом общаются. Я знаю, где их искать.

– Мы туда направляемся?

– Ненавижу этих говнюков. Надеюсь… Ну, то есть ясное дело, я встречал замечательных бешельцев… – Он бросил взгляд на меня. – Я ничего не имею против Бешеля и надеюсь когда-нибудь его посетить, и это прекрасно, что в наше время у нас так наладились отношения, стали куда лучше, чем раньше, – на хрена мы тогда вообще посрались? Но я улькомец и, блин, никем другим быть не желаю. Представляете себе объединение? – он рассмеялся. – Твою мать, это же будет катастрофа! Все эти разговоры про «силу в единстве» пусть засунут себе в задницу. Да, я знаю, говорят, что от скрещивания животные становятся сильнее, но что, если мы унаследуем улькомское чувство времени и бешельский оптимизм?

Я засмеялся. Мы проехали мимо древних, изъеденных временем придорожных каменных колонн. Я узнал их по фотографиям и слишком поздно понял, что та, которая стояла у восточной стороны дороги, – единственная, которую я мог увидеть: одна была в Уль-Коме, другая – в Бешеле. По крайней мере, так утверждало большинство людей: это было одно из наиболее противоречивых мест в двух городах. Бешельские здания, которые я невольно не смог полностью развидеть, спокойные и солидные, но в Уль-Коме здесь царил полный упадок. Мы проехали мимо каналов, и в течение нескольких секунд я не мог понять, в каком они городе – или, может быть, в обоих? Рядом с заросшим сорняками двором, где крапива выбивалась из-под давно потерявшего способность ездить «Ситроена», словно «юбка» корабля на воздушной подушке, Датт ударил по тормозам и выскочил из машины раньше, чем я отстегнул ремень безопасности.

– Было время, когда всех этих козлов посадили бы за решетку, – сказал Датт и зашагал к ветхой двери.

В Уль-Коме легальных объединителей нет. Здесь нет официально разрешенных социалистических, фашистских и религиозных партий. С тех пор как почти сто лет назад в городе прошло Серебряное Обновление под руководством генерала Илсы, в Уль-Коме осталась только Народная национальная партия. Во многих старых заведениях и учреждениях до сих пор висели портреты Я Илсы, часто – над «братьями Илсы», Ататюрком и Тито. Поговаривали, что в старых учреждениях между этими двумя всегда был выцветший прямоугольник, где раньше висел портрет лучезарно улыбающегося Мао – бывшего «брата».

Но сейчас уже двадцать первый век, и президент Уль-Мак (портреты которого можно увидеть там, где менеджеры наиболее раболепны), как и президент Умбир до него, заявил о том, что Национальный путь будет не отвергнут, а продолжен и что с узостью мышления будет покончено; улькомские интеллектуалы окрестили это жутким словом «гласностройка». Говорили, что магазины, торгующие компакт-дисками и DVD, софтверные компании, галереи, подъем финансовых рынков, укрепившийся динар – это символы «Новой политики», превозносимой до небес открытости, которая пришла на смену опасному недовольству. Это не означало, что группы радикалов, не говоря уже о партиях, теперь разрешены, однако на их идеи иногда обращали внимание. Пока они проявляли сдержанность на митингах и не особо рьяно вербовали сторонников, им позволяли существовать. По крайней мере, так говорили.

– Открывайте! – Датт ударил по двери. – Здесь логово объединителей, – сказал он мне. – Они постоянно общаются по телефону с вашими, бешельскими, – такая ведь у них тема, да?

– Какой у них статус?

– Сейчас они вам скажут, что они – просто компания друзей, которые собрались, чтобы поболтать. Никаких партийных билетов и всего прочего, они же не идиоты. Какую-нибудь контрабанду у них можно найти и без ищейки, но я сейчас пришел не за этим.

– Так зачем мы здесь? – Я посмотрел на фасады обветшалых улькомских домов; граффити на иллитанском требовало от некоего имярека, чтобы он пошел в жопу, и информировало о том, что имярек сосет член. Наверняка сейчас за нами следил Пролом.

Датт пристально посмотрел на меня.

– Тот, кто вышел на связь с вами, звонил вам отсюда или часто здесь бывает. Я почти гарантирую это. Хочу узнать, что известно нашим друзьям-бунтарям. Открывайте. – Это он произнес, обращаясь к двери. – Пусть их «нас-то за что?» вас не обманывает: они с радостью размажут по асфальту любого, кто, по их словам, «препятствует объединению». Открывайте.

На этот раз дверь подчинилась. За ней показалась миниатюрная девушка; ее голова была выбрита с боков, и на ней виднелись татуировки – рыба и несколько букв какого-то древнего алфавита.

– Кто… Что вам нужно?

Возможно, они отправили девушку, чтобы ее размеры устыдили нас и помешали сделать, что сделал Датт, – а именно толкнуть дверь с такой силой, что девушка отлетела назад, в обшарпанный коридор.

– Все сюда, живо! – крикнул он, быстро проходя мимо растрепанной панкушки.

После короткого замешательства, когда им, наверное, пришла в голову мысль о бегстве и была отклонена, на кухне собрались пятеро. Они сели на шатающихся стульях там, куда их посадил Датт, и не смотрели на нас. Датт встал во главе стола и навис над ними.

– Так, – сказал он. – Ну вот. Кто-то позвонил моему уважаемому коллеге, который сейчас находится здесь, и мы мечтаем выяснить, кто же решил принести такую пользу. Не буду зря тратить ваше время и притворяться, будто кто-то из вас в этом признается. Так что вместо этого каждый из вас по очереди скажет: «Инспектор, я хочу вам кое-что сообщить».

Они уставились на него. Он ухмыльнулся и махнул рукой, давая знак, чтобы они начинали. Они не начали, и тогда он врезал тому, кто сидел ближе всего. Товарищи пострадавшего завопили, он сам вскрикнул от боли, а я издал удивленный возглас. Когда человек медленно поднял взгляд, на его лбу уже начал появляться синяк.