Читать книгу - "Секретный сотрудник - Хуан Мирамар"

Константинова не было нигде: ни возле других касс, ни поблизости от них, зато везде были одни турки. Мысль о том, что он каким-то образом оказался в Турции, продолжала преследовать Кузница, но была она где-то на втором плане – на первом было отсутствие Константинова, которое тревожило его все сильнее.

«Должно быть, он уже вышел», – решил он и вернулся к своей покинутой тележке.

Когда он опять вклинился в очередь и подошел к кассе, кассирша, пересчитав его покупки, разразилась такой длинной и эмоциональной турецкой фразой, что после этого у него уже не осталось никаких сомнений, что он каким-то чудом перенесся в Турцию. Он настолько был в этом уверен, что даже не стал доставать свои украинские «фантики», чтобы не позориться, а вместо этого сказал кассирше по-английски:

– I must have taken out my wallet at home somewhere,[79]– и под насмешливыми, как ему казалось, взглядами запихнул покупки вместе с чеком в фирменный пакет и попросил сохранить, пока он не вернется с деньгами.

Выходя из супермаркета, он был уже абсолютно уверен, что стоит ему пройти длинный коридор с зеленым полусферическим потолком и рекламой турецких товаров на стенах, как он окажется на набережной Мраморного моря и откроется перед ним пресловутая безбрежная морская синева (которая, кстати, почти всегда на этом море присутствует), увидит он корабли на внешнем рейде и перегораживающие набережную руины древней городской стены. Но он ошибался.

Когда он вышел из раздвижных дверей супермаркета, перед ним оказалась грязная Старовокзальная улица, трамвайная колея и возле самых дверей нервно расхаживающий взад-вперед, явно очень злой Константинов.

Кузниц был настолько сбит с толку неожиданным превращением ожидаемого южного приморского пейзажа в особенно отвратительно грязную по контрасту с ним Старовокзальную улицу, что даже слабо реагировал на обвинения Константинова, а обвинения были серьезные.

– Ты заставил меня дважды обойти весь супермаркет, – возмущался Константинов, стараясь закурить, не выпуская из рук двух огромных пакетов с продуктами (прикупил все-таки еще что-то), – я даже в медпункте был.

– А в медпункте зачем? – Кузниц забрал у него один пакет, чтобы он смог закурить.

– Думал, ты там, плохо, может, тебе стало.

– С чего это? Ты же знаешь, что я здоров как бык.

– Ну да, особенно после ранения. А в лесу что с тобой было? Забыл?

– Так то когда было, – несколько смущенно сказал Кузниц, – извини, в общем. Я, понимаешь, бумажник дома забыл. – Он решил придерживаться с Константиновым этой версии – тут, на Старовокзальной, мгновенное перемещение в Стамбул и самому ему казалось нелепым, – пришлось все покупки оставить возле кассы. У тебя деньги есть, чтобы расплатиться? Там рублей на сто будет.

– Есть, – Константинов уже немного остыл, поэтому спросил более миролюбивым тоном: – А почему ты меня не позвал, когда обнаружил, что бумажника нет?

– Да, видишь ли, потерял я тебя из виду, народу там набежало – тьма, турки какие-то. Все орут, перекликаются, на тележку наезжают, вот я и потерял тебя. А почему ты не подошел, когда я уже в очереди в кассу стоял?

– Как не подошел?! – Константинов опять начинал «закипать»: – Я три раза все помещение обошел!

– А говорил, два, – съязвил Кузниц.

– Два, три – какая разница. – Константинов выбросил сигарету. – Ладно. Пошли выручать товар. Кстати, – добавил он, – откуда ты взял толпы народу, не представляю. Народу было не больше обычного, и турков никаких я не заметил.

– Странное у тебя представление об обычном.

Кузниц вспомнил осаждавший кассы народ, по южному темпераментный и громогласный, и удивился: не мог Константинов этого не заметить, просто не мог. Странное что-то происходит. Ладно, помолчу пока, посмотрим, что сейчас внутри будет.

Константинов на последний выпад Кузница ничего не ответил, а внутри вокзального универсама все было так, как и должно быть в украинском, то есть советском, вокзальном универсаме. Турцией и морем там и не пахло, а пахло там, как и положено, чем-то кислым, потом, духами и перегаром.

Кузниц нашел кассу, возле которой оставил покупки, но кассирша там сидела тоже явно другая, типичная для вокзального супермаркета крашеная разбитная бабенка средних лет, поэтому Кузниц не стал вдаваться в подробности, а просто сказал, что оставил здесь пакет с продуктами и хотел бы его забрать.

Пакет нашелся не сразу, а после долгих переговоров, в которых принял участие даже, как сказала с почтительным придыханием кассирша, «сам менеджер зала» – бандитского вида мальчик лет двадцати, который, допросив всех с пристрастием, дал разрешение «проплатить товар».

Забрали пакеты Константинова из камеры хранения и нагруженные, как ослы, поехали на метро к Константиновым. По дороге больше молчали – Кузниц думал о своих странных галлюцинациях, о которых Константинову окончательно решил ничего не говорить, а Константинов, как позже выяснилось, думал тяжкую думу о том, хватит ли водки и не стоит ли прикупить еще по дороге, но Кузницу тогда тоже о своих сомнениях ничего не сказал.

У Константиновых Кузниц долго не задержался – заботы о продуктах должны были взять на себя дамы под мудрым руководством Константиновой – и поехал домой, чтобы пробежать критическим взглядом роман, перед тем как представить его на суд слушателей, и, как это ни противно, исполнить еще какую-то часть своего переводческого оброка.

Роман, когда он стал его в очередной раз перечитывать в преддверии обнародования и, увы, неизбежной критики, произвел на него, мягко говоря, неоднозначное впечатление: то нравился, и он мысленно говорил себе «Ай да Кузниц, ай да молодец!», вспоминая высказывание классика в аналогичном случае, то казался плохим до такой степени, что хотелось его сжечь в подражание известному поступку другого классика.

Так он провел, переходя от отчаяния к эйфории, наверное, не один час, потому что, когда спохватился, то увидел, что пора ехать к Константиновым, точнее, не ехать, а мчаться, сломя голову, потому что в этой жизни были только две вещи, которые приводили Константинова в бешенство: любые проявления национализма и опоздания. Становился он тогда суровым и непримиримым и вполне мог навсегда прервать отношения как по одному, так и по другому поводу, несмотря на их, казалось бы, несоразмерность.

Поэтому Кузниц быстро запихнул рукопись романа в папку и, натянув куртку, выбежал из дому. Хотя раньше были у него планы тщательно одеться к этому случаю и даже, может быть, немного порепетировать, но пришлось от всех планов отказаться, и мчаться, как есть, в старых джинсах и без репетиции, и, конечно же, ловить машину, потому что на автобусе он уже никак не успевал.

Машина, которую он остановил, не понравилась ему сразу – странная это была машина и ей под стать был водитель. Странным в машине было то, что было это типичное стамбульское такси желтого цвета и на крыше был фонарь с турецкой надписью «TAKSI».