Читать книгу - "Сердце Изнанки. Книга – 2 - Олег Валентинович Ковальчук"

— Полно, полно, госпожа, — смущённо пробормотал он. — Мы действовали из добрых побуждений.

— Да, госпожа, мы убили культистов, которые на ваши земли пробрались, чтобы зло сотворить, — поспешили поддержать его бойцы.

— Это точно, — заголосили они наперебой. — Это поклонники тварей изнанки!

— Спишем их как культистов, — предложил кто-то из отряда.

— Не как культистов, — качнул головой Зиновий, — а как палачей. Предателей рода человеческого, — заявил он с непоколебимой уверенностью.

Тем временем люди в поместье начали приходить в себя. Несколько слуг, заставших эту кровавую сцену, стояли в оцепенении. Динара, которая видела всё от начала до конца, держалась за сердце, стараясь не смотреть на мёртвые тела, лежащие у парадного входа в дом Пылаевых.

— Да уж, сцена, достойная картины «Предательство господ», — тихо произнёс я, осматривая последствия побоища.

Дима, кое-как успокоившись и поглаживая рыдающую сестру, которая в конце всё-таки расклеилась от нахлынувших эмоций, вдруг обеспокоенно произнёс:

— Нам ведь в город ехать нужно… Как мы теперь Алису одну здесь оставим?

Во взгляде его читалась неподдельная тревога за сестру после случившегося предательства.

— Всё будет хорошо, — уверенно ответил Зиновий, положив руку на плечо Дмитрию. — Выезжайте, делайте свои дела, а мои ребятки присмотрят за госпожой и поместьем. Клянусь своей честью, с ней ничего не случится.

Его слова, произнесённые с такой искренностью, казалось, немного успокоили Дмитрия.

Перед отъездом я решил поддержать предложение Дмитрия:

— Сходить бы посмотреть в бараки, вдруг там кто-то ещё остался. Негоже оставлять всё как есть.

— Мы с вами сходим, — бескомпромиссным тоном произнёс Зиновий.

Мы направились к баракам, и по пути я обратился к командиру паладинов:

— У вас никаких проблем из-за этого не будет?

— Ну, если никто об этом не узнает, то и проблем не будет, — ответил он.

— А как у вас это обычно происходит? Не просто же так у вас существуют правила невмешательства.

— А вы что же, не знаете наших порядков? — удивлённо спросил он.

— Нет, не знаю, даже не слышал, — честно признался я.

Зиновий задумчиво посмотрел вдаль, прежде чем начать объяснение.

— Да тут всё просто, — начал Зиновий, шагая по узкой тропинке. — Мы поклялись служить людям и защищать их от порождений изнанки. Наши враги — твари изнанки, которые пытаются уничтожить человечество. С ними мы и боремся, а людей резать — это лишь тварям помогать.

Он остановился, чтобы пропустить меня через узкий проход между кустарниками, и продолжил:

— Есть, конечно, те, кто, получив дармовую силу и не зная чести, возомнили о себе, что они чуть ли не боги. Таких мы называем палачами. Шутка такая в народе у нас — сокращённо называют «палами». Вот есть хорошие палы и плохие: хорошие палы — это паладины, мы то есть, а плохие палы — это палачи, которые род людской изводят во славу иномирной погани.

Зиновий говорил с явной горечью, и я понимал, что для него это не просто слова, а часть глубоко личной философии.

— Кто-то их культистами называет, кто-то поклонниками изнанки. А всё одно — они просто палачи, которых иной мир соблазнил своими речами. Вот они убивают людей, да нечисть новую плодят. Плюс мир терзают, открывая новые червоточины.

Палец Зиновия невольно лёг на рукоять меча, когда он добавил:

— Бывало и такое, что кто-то из наших, из паладинов, соблазнялся властью, — голос его стал тише. — Тогда наш долг — убить такого.

— Вас теперь тоже будут судить, если узнают? — спросил я, наблюдая за его реакцией.

Он пожал плечами, лицо его стало непроницаемым.

— Кто ж его знает. Суд если будет, то там решат. Хотя, если уж совсем по-честному, редко когда нашего брата щадят. Не любит наше сообщество, когда паладины людей убивают — не для этого нас готовили. Но тут отдельный случай, нельзя по-другому, — твёрдо закончил Зиновий.

Я молча кивнул, признавая его правоту. Мрачные размышления прервались, когда мы наконец добрались до барака.

— А сколько всего у вас было гвардейцев? — поинтересовался я у Дмитрия.

— Тридцать семь, — ответил он.

Я мысленно прикинул: в схватке было больше трёх десятков, но точно не тридцать семь.

Войдя в барак, мы увидели в самом центре помещения шестерых связанных людей. Я сначала напрягся, но потом заметил, что они все обездвижены, хотя не у всех были кляпы во рту.

— Это ещё что такое? — воскликнул Дмитрий и бросился к воинам.

Он быстро снял повязку с лица одного из пленников, который тут же заговорил сбивчиво и торопливо:

— Дмитрий Александрович! Уходите скорее! Фёдор Пегов к вам идёт. Он дурное задумал, убить вас решил, ограбить…

— Всё хорошо, Семён, — успокоил его Дмитрий, разрезая верёвки. — Сейчас я тебя развяжу.

— Не теряйте времени, он же придёт за вами, а с ним три десятка…

— Уже всё решено, — успокоил парня Дмитрий.

— Я им говорил, говорил, что нельзя, что дурное это… Они меня не слушали, — поуспокоившись продолжал Семён, потирая затёкшие запястья. — Вон, ребята меня поддержали, но да куда там… Фёдор, он ведь всегда авторитетом пользовался, а я так, на побегушках. Кто ж меня послушает?

— Мы тебя все послушали, — произнёс другой воин, которому тоже освободили рот. В его голосе звучала гордость, смешанная со стыдом. — Мы знаем, кому служим, и господ своих не подводим.

Я узнал в говорившем того самого парня, что после взрыва в моей комнате отвёл меня к главе гвардейцев. Он скользнул по мне виноватым взглядом и стыдливо опустил глаза.

— Простите нас, Дмитрий Александрович, не смогли мы остановить своих, — тихо добавил он.

— Да вы-то тут при чём? — усмехнулся Дмитрий, освобождая следующего. — Как бы вы их остановили? Глупости говоришь. Главное, что живы остались.

— Вы нас если прогоните, то мы всё поймём и уйдём, — произнёс третий гвардеец, разминая затёкшие ноги. — И не будем роптать, сами понимаем, что плохо служили вам последний год. Но ведь и приказа ослушаться не могли.

— Да бросьте, Бог с вами! — воскликнул Дмитрий с искренним волнением. — Теперь наши дела поправятся, а вы будете получать жалование и за весь прошлый год получите. Вы главное… скажите, вы все целы?

Дмитрий так распереживался, что даже стал задыхаться, прижимая