Читать книгу - "Война. Том 2 - Олег Говда"

— Обычный послушник, послушник первой ступени, — сказала Дария, похожая сейчас на взъерошенную птицу, — ходит в серой робе. Послушник второй ступени ходит в робе салатовой. В темных робах — черных, красных — ходят боевики и члены высших ступеней Черного Конклава. Они на высших ступенях посвящения. Лица все дэйрдрины мажут белилами только когда происходит великий праздник или тризна.

— Или война, — добавил Горчак уныло. — Резня. Когда они совершают набеги на соседние земли…

Сестра кивнула, рассеянно опустив руку под стол. Там зашебуршилось, громогласно заурчало. Шурик почему-то проникся к Дарии интересом и с удовольствием принимал от нее ласку. Атли он, кстати, невзлюбил, просто терпел. Амару любил. Шутейника терпел, но недолюбливал. Невозможно понять этих кошек, как и женщин, собственно. Ведь во всякой женщине — о да, это банальность — есть что-то от породы кошачьих.

За окном рассвет. После краткой передышки в лощине, мы быстрым маршем двинулись к землям барона Горста, благополучно достигли их и соединились с войсками Бришера. Капитан собрал в горах Шантрама всех, способных держать оружие. Четыре тысячи конников — огромная сила, и я почувствовал себя куда увереннее. Все должно получиться. Все обязательно получится. Капитан ловко расположил войска во владениях барона. Ах да, к этому войску барон, озабоченный сохранением собственных земель от сектантов, придал еще триста пятьдесят человек, из них пятьдесят конников. Немалая подмога!

Нам нужен быстрый удар и такая же победа. К Китране идти более суток, можно быстрее, но тогда устанут и люди, и лошади, а прибыть мы должны относительно свежими. Значит, утром выдвигаемся, и прибываем на следующем рассвете — аккурат к коронации чертового Варвеста, который, надеюсь, заблевал от морской болезни всю палубу адоранского корабля.

Мы сидели вокруг стола в большой зале баронского замка. Мы — это я, его императорское величество (в совершенно разобранном состоянии), Шутейник, мой ближайший друг, Бришер — еще один друг, ради которого я готов пожертвовать своей жизнью, его командиры числом в восемь человек — все зверского вида, рыжие, патлатые и обильно бородатые, Дария, Горчак и барон Горст с двумя приближенными. Барон был похож на Бришера габаритами, но совершенно лыс, он сжимал и разжимал огромные кулаки, то и дело прикладывался к кубку, подливал себе какого-то дрянного вина, пятная кроваво-красными пятнами огромную карту Китраны и окрестностей, разложенную на столе.

Все кроме меня — бодры и веселы, привычны не спать сутками. Нет, так-то и прежний владелец моего тела был привычен к такому, но тело вместе с душой землянина частично унаследовало и его психосоматику. Во всяком случае, я так предполагал. Нужно работать над собой и внушать, что, мол, я такой же как местные, ко всему привычный, хотя в зеркало еще в Варлойне видел: похудел, усох, четче обозначились жилы на руках. Стал настоящим поджарым волком. Какой месяц я уже работаю на форсаже? И насколько меня еще хватит?

— Значит, — сказал я, отпив из своего кубка шантрамского виски, — люди в серых робах особой опасности не представляют?

Боги, как же похоже на владения Ренквиста, где тоже была в ходу цветовая сегрегация одежды. Очень похоже. Только Ренквист умнее и не столь кровожаден. Впрочем, возможно, дэйрдрины — один из его проектов по дестабилизации Санкструма, я уже говорил это и повторю — возможно прозрец просто обособился от Ренквиста, решив не делиться куском пирога, возжаждав личной, ничем не ограниченной власти.

Дария и Горчак одновременно замотали головами.

— Они… — воскликнул Горчак, и беспомощно посмотрел на сестру, став похож на гусенка с тощей шеей, что высматривает мать. — Они эти…

— Безумцы! — сказала Дария. — В головах мякина. Они… ярые… есть другое слово, я помню, я читала…

— Фанатики, — мягко подсказал Шутейник.

Горчак хлопнул по столу:

— Точно! Спасибо, дядя Шутейник. Фанатики! Если им дадут оружие, и прикажут убивать — они будут убивать. Они… у них с головами… от публичных молений… Перекрут в башке у них у каждого, и все тут. И назад не воротишь… Я уверен: не воротишь! Мы сами были на этих молениях, когда наши… наши…

— Наши родители надели серые робы, — докончила сестра. — В голове помрачение случается на этих молениях. Все раскачиваются, воют под ужасную музыку… И этот вой даже спустя много времени отдается в ушах. И с каждым молением все трудней, трудней сдерживаться и не отдаться всеобщему безумию… О Ашар! — она прикрыла глаза ладонями и зарыдала.

Это звучало приговором. Я должен был вернуть большую часть заблудших душ к свету. Но как? Сомнительно, что у меня что-то получится. Максимум — я рассею дэйрдринов по Санкструму. Они чересчур зомбированное… стадо. Затем моим людям придется тут и там фиксировать и гасить очаги этой мерзости. Впрочем, это лучше, чем долго воевать с этими фанатиками. Вряд ли они проникнутся мыслями о мире после моих воззваний. Большую их часть придется… истребить.

Барон Горст плеснул в кубок из кувшина, кровавая клякса упала точно посреди очертаний Китраны и заискрилась; в ней, будто в микрокосме, отразились бесчисленными звездами огни светильников, подвешенных на стенах зала. Я уставился на эту каплю. Вселенная наша изрядно кровава, а я еще добавляю крови… Впрочем, нет, откуда эти глупые мысли? Я как хирург — я делаю операцию, отсекая от организма страны часть больного органа с благой целью. Глупо рефлексировать и бояться крови в случае, когда только через кровь ты можешь спасти страну. А в случае с дэйрдринами и Варвестом для меня оставался лишь единственный путь к победе: применение насилия.

— Тем не менее, это банальное и тупое ополчение, — прогрохотал Бришер. — Не опасны. Да и оружия у них нет, как понял. Ведь нет? Выдать могут, разве что… Черноробники хуже. Но мы справимся. Черноробников будем убивать. — Он с хрустом сжал кулак. — Да, убивать. Убивать всех, всех до единого! — Он энергично поскреб в патлатой бороде и поднял взгляд. — Итого: серых роб около пяти тысяч. Черных — три-четыре. Малиновых — тысяча. Все прекрасно! Да, все прекрасно! Против нас — не более пяти тысяч обученных солдат. Фанатики? Да, фанатики. Но мы воюем за правое дело, а они — от помрачения ума. — Он гулко постучал пальцем сначала себе по лбу, затем — по очертаниям городских стен. — Я был в Китране и знаю все слабые места. Вот тут, тут и тут — стены низкие и совершенно не охраняются, к тому же ремонт их не производился уже много лет. Мои люди уже связали лестницы. Город будет взят пятью сотнями человек, они же откроют ворота, куда ворвется конница. И это будет конец подлого прозреца! — Он резко опустил руку под стол, и по энергичным звукам, похожим на те, какие издает рубанок, соскребающий верхний слой дерева, я понял, что кот под столом перешел к капитану и подставил лоб под его корявые пальцы. Бришер был еще одним человеком, которого Шурик безоговорочно признал своим. Повторю: кошек, как и женщин, понять невозможно. Только принять, да.