Читать книгу - "Дорога на Тмутаракань - Олег Аксеничев"

– Добыча? – раздался звонкий девичий голос.

Ханская дочь, жена путивльского князя Гурандухт вышла вперед.

– Доли своей ждете, дикари? – Презрение звучало в музыке прекрасного голоса, достойного своей хозяйки. – Вот вежи, и они ваши! Хватит?!

Дикие половцы взревели. В обозе, выведенном Владимиром Путивльским, хранилось приданое невесты, рядом с которым мерк любой выкуп.

– Прости, муж мой, – сказала Гурандухт. – Тебе досталась нищая жена.

– Благородство и ум дороже злата и мехов, – ответил Владимир, с благодарностью положив руку на плечо жены.

– Ты удовлетворен, Гзак? – спросил Кончак.

– Нет!

Как же Гзак был однообразен в ответах!

– Ты сам, хан, признал мое право на месть. И я полон решимости довести ее до конца. Хоть и без твоего войска, сам, но я пойду на северские земли, и пусть они умоются кровью! А ты, князь северский, по степным законам останешься на полгода здесь, у Кончака, для ритуального очищения от скверны убийства. Что передать твоей жене, князь, раз я ее увижу раньше?

– Передай, чтобы не хоронила тебя в русской земле, – ответил князь Игорь. – Не оскверняла ее…

– Я расскажу по возвращении, князь, как меня встретила твоя жена. Жди. До свидания!

– Прощай, безумец!

Игорь Святославич не проявил даже признаков волнения. И дело не в выдержке, присущей воину. Просто князь был полностью уверен в своей жене. И знал, как смертоносна воля дочери кровавого князя Ярослава Осмомысла.

* * *

Безумный араб Абдул Аль-Хазред видел, как разрушилась старательно разработанная интрига. Что ж, бывает. Непрочная нить портит самые хорошие силки, и даже слабая птичка способна разорвать подгнившие или перетертые путы.

Другое хуже.

Аль-Хазред перестал чувствовать близкую опасность. Где-то здесь, в войске русов, был человек, владевший силой, сопоставимой не с человеческой даже – с могуществом Неведомого бога. Этот человек не погиб и не был ранен, в этом араб мог поручиться хоть головой. Возможно, он отъехал от войска, найдя некий предлог для князя или просто сбежав, предоставив русов своей судьбе.

Человек, бывший врагом Неведомого, оставался в живых и ехал к Тмутаракани, в город, куда ему было нельзя. Человек нарушил волю многих богов, живущих и сущих. И по причинам, непостижимым для безумного араба, этот человек не подвергся достойному наказанию за прегрешение.

Абдул Аль-Хазред был бессилен что-либо предпринять, чтобы стать орудием возмездия. Обретенный недавно «Некрономикон», книга страшных заклинаний и черного могущества, оказался без единственного листка, выпавшего когда-то из неумело сделанного переплета. Но там, на грубо выделанном из человеческой кожи и неровно обрезанном пергамене, было главное заклинание. Заклинание мощи, превращающее «Некрономикон» из обычной книги в существо, не живое, конечно, но и не мертвое. Есть третья форма существования, для которой в нашем языке нет понятия. Карпатские угры, осевшие в местах, где магия стала частью быта, говорят о носферату, неумирающей нежити. Примитивный европейский ум сведет позже рассказы о носферату к скучноватым историям о вампирах, вызывающим не столько ужас, сколько недоуменное и неловкое молчание.

«Некрономикон» был таким же носферату, как сам Абдул Аль-Хазред или его господин, Неведомый бог. Как и полагается по сказке, ему требовалась мертвая вода, чтобы воспрянуть от долгого сна. Аль-Хазред чувствовал не только врага, но и друга. Лист пергамена не затерялся, он был вплетен в другой кодекс, только не ясно было, где он хранится.

Араб чувствовал, что только два города могли быть полезны для поисков. Путивль, куда направлялись орды Гзака. И город со странным именем Римов, римский город где-то на Руси.

Путь на Путивль требовал меньших затрат магической энергии, поэтому Аль-Хазред незаметно смешался с толпой диких половцев, не способных сохранять стройность построения. Если же в Путивле его постигнет неудача – что ж, Римов всегда под рукой. А то, что расстояние между городами составляет несколько дневных переходов… так это для людей, а не для обезумевшего араба. Над пространством, если невежды не знают, есть свой господин, Йог-Сотот, кто Один-Во-Всем и Все-В-Одном. Сколько может продлиться переход от Йог-Сотота к Йог-Сототу? Сколько нам надо, чтобы добраться к самому себе? Кому – миг, а кому и всей жизни окажется мало.

Но кто же говорит, что Абдул Аль-Хазред был живым?

Носферату.

Живший так, что даже смерть отвергла его.

Дама, не знающая жалости. Но знающая стыд. И омерзение.

Сладкий дым человеческих жертвоприношений пропитал Тмутаракань. Жители города ходили с безумными пьяными глазами, покрасневшими от хлопьев копоти, щедро разлетавшейся с синеватого пламени факелов.

Только так, факелами и масляными светильниками, освещались ночные сборища у мрачного храма, выстроенного на земле древнего святилища. Портал храма беззубым ртом раскрывался в сторону идола Неведомого бога, на алтаре перед которым каждую полночь убивали по несколько человек.

Но Неведомого бога уже не радовали жертвы. Мысленная связь, что была у него со всеми слугами, донесла до бога все мысли безумного араба Абдула Аль-Хазреда.

И бог испугался.

Потому что не знал, откуда ждать опасность.

Как просто – сражаться с равным себе!

Бог не боялся единоборства с другим богом. Не боялся и схватки со всеми соперниками сразу. Кто они и что он!

Но тот, кто ехал сейчас к Тмутаракани, не был богом.

Был ли он человеком?

Если да – то с какого времени люди осмелились бросать вызов богам?

Нет, что ни говори, а Неведомый бог все больше укреплялся в мысли, что мир нуждался не просто в правке. В уничтожении.

Так ему же, миру, и будет лучше. Зачем хаосу бороться с порядком? Пусть лучше будет что-либо одно. И если полный порядок невозможен – будет порядок иной. Новый.

ХАОС!